И словно в ответ на её мысли раздалась громкая трель. Подняв голову, она увидела на пути ту же неприглядную птицу. Пернатое создание раскрыло крылья и смотрело на неё, склонив голову набок. «Довольно с меня! – пронеслась возмущённая мысль в голове Мулан. – Сначала монахи, теперь снова эта птица. Всему есть предел!»
– Эй, ты! – крикнула она. – Оставь меня в покое!
Птица не шелохнулась… в первое мгновение. Затем на глазах у Мулан она переступила с лапы на лапу. Отведя крылья назад, птица вытянула шею, словно в полёте. Мулан задохнулась, вдруг узнав эту длинную шею, распахнутые крылья, властную позу. Неужели?
– Статуя Феникса? – промолвила Мулан, узнав в создании ожившую птицу из родового святилища.
Птица Феникс опустила крылья и кивнула укоризненно, словно говоря: давно бы так!
– Но как? – залепетала Мулан, пытаясь уложить всё в голове. Отец говорил, что птица приглядывает за ней. Однако она думала, это стоит понимать фигурально. – Ты здесь, чтобы защитить меня? – Она не сводила с птицы глаз, и та чуть приметно кивнула. Мулан едва не рассмеялась. И не разрыдалась. Это всё, должно быть, шутка. Недобрая шутка. Как может птаха, оперение которой едва и тело-то прикрывает, быть ей в помощь?
– Можно мне вернуть мою лошадь? – спросила Мулан.
В ответ Феникс-птица совсем не по-птичьи зашипела. Она вприпрыжку подошла к Мулан, обогнула её и вспорхнула на спину ослу. Не обращая внимания на негодующий взгляд Мулан, она потопталась и уселась.
– Устраивайся поудобнее, коль тебе охота, – заявила Мулан, – но домой я не вернусь.
Феникс не шелохнулась. Однако осуждающий взгляд птичьих глаз немного смягчился.
– Я буду сражаться за родную землю, – сказала Мулан, сама не понимая, почему пытается оправдаться перед птицей. Выражение маленьких глазок не переменилось. – Я и без тебя обойдусь, – прибавила Мулан.
На этот раз Феникс нахохлилась и, даже заговори она вслух, ей не удалось бы яснее дать понять: «Время покажет. Поживём – увидим». Затем, вскрикнув ещё раз, Феникс снова переступила по спине осла и развернулась головой к его хвосту. Усевшись, она явно приготовилась к приятной дороге.
Мулан вздохнула. Похоже, Феникс так или иначе последует за ней, что бы Мулан ни думала о её помощи. Подхватив поводья, Мулан потянула осла вперёд. Ну и зрелище будет, когда она войдёт в армейский лагерь с ослом и Фениксом, более всего напоминающим ощипанную курицу.
Однако это забота не сегодняшнего дня. Сначала нужно добраться до лагеря.
* * *
Хотя Мулан начало казаться, что дорога никогда не кончится, она всё же подошла к концу.
Они вышли на край огромного поля, и Мулан вытаращила глаза, увидев и услышав громадный армейский лагерь. Стяги реяли над большими шатрами, окружёнными шатрами поменьше. От запаха готовящейся еды в животе у Мулан опять заурчало. Стук лошадиных копыт перебивался лязганьем металла, доносившимся оттуда, где солдаты вели тренировочные бои. На границе лагеря были возведены большие ворота. Перед ними тянулся длинный хвост новобранцев, сжимающих свои предписания. Каждые несколько минут примерно дюжина вновь прибывших проходила в ворота и растворялась среди оживлённого лагеря. Мулан смотрела во все глаза, пытаясь разобраться в этом кишении. Ничего подобного видеть ей не доводилось. Она приглядывалась к будущим солдатам, ожидающим своей очереди. Одни – молодые – лица были полны воодушевления, другие – пожилые – лица были суровы и мудры. Но все они были мужские.
Тяжело вздохнув, Мулан потянула ослика вперёд. Феникс, быстро задремавшая в пути, встрепенулась и пробудилась. Увидев лагерь, она чирикнула, соскочила с осла и поскакала к кустам, где можно было схорониться. Мулан была готова последовать за ней. Затем она вспомнила надпись на мече: верность, отвага, честность. Настало время быть отважной.
Отведя плечи назад, Мулан шагнула вперёд, мысленно благодаря – и проклиная – монахов за науку. Она заняла своё место в очереди. Перед ней стояли двое ребят примерно её лет. Один был пухлый, с румянцем во всю щёку. Ему явно было не по себе, и на Мулан так и накатило сочувствие. Она могла вообразить, как красны её собственные щёки, если не от румянца, так от долгих часов в дороге под палящим солнцем. Рядом с ним стоял призывник ростом повыше. Он что-то сказал полному юноше, а затем расхохотался, продемонстрировав щель между передними зубами и на миг показавшись совершенным мальчишкой. Мулан стояла позади них молча и старалась не подслушивать.
Но тут ещё один парень, на пару лет постарше, влез перед Мулан. Пропустив мимо ушей её недовольное бурчание, он встал едва не вплотную к двум мальчишкам. Изо рта у него торчала длинная травинка. Вынув её, он пощекотал ухо полного мальчика.
– Я Сверчок, – говорил тот.
– Луньвэй, – представился другой новобранец.
Сверчок кивнул.
– Моя мать говорит, что я родился… – он запнулся и поднял руку, чтобы смахнуть надоедливое «насекомое», щекочущее его ухо.
Стоящий позади новобранец подавился смешком. К нему подошёл приятель и указал на травинку: мол, продолжай. Мулан следила за парочкой через сощуренные глаза. Сверчок им ничего не сделал. Почему они дразнят его?
Ничего не замечая, Сверчок всё болтал. Голос его звучал дружелюбно и искренне.
– Она сказала, что я родился под счастливой… – Щекотание стало ещё более наглым, и в этот раз Сверчок хлопнул посильнее. Но только вместо мухи он случайно ударил Луньвэя.
– Ух! – воскликнул тот, прижав к щеке ладонь.
За ними двое задир покатились от хохота. Затем, оттерев Сверчка и Луньвэя, они заняли их место в очереди. Мальчики, пытаясь удержаться на ногах, столкнулись друг с другом.
Боясь, как бы и её не снесли, Мулан отступила в сторону. Однако она не заметила ополченца, который подошёл после неё. Вскрикнув, она налетела на него и свалилась на землю.
Пару мгновений она лежала неподвижно, просто переводя дух. А затем увидела протянутую ей руку.
– Извини, головастик, – сказал ополченец. – Виноват.
Мулан прилагала все усилия, чтобы не покраснеть. Молодой человек, стоявший перед ней, был высокий, худощавый и очень красивый. Его глаза лучились добротой.
Он снова протянул ей руку.
Растерявшись перед красивым лицом новобранца и обращённой к ней обаятельной улыбкой, Мулан чуть не опёрлась на протянутую руку. Затем она застыла. «Головастик!» – вот как он назвал её. Смущение с запозданием ожгло её. Всё принимало именно тот оборот, о котором предупреждал Скаш. Её не принимают всерьёз.
Проигнорировав протянутую руку, Мулан неловко поднялась. Затем положила руку на рукоять меча. Но ладони у неё были потные, а пальцы дрожали, и, вместо того чтобы быстро выхватить меч, Мулан мучительно замешкалась, пытаясь вытащить его из ножен. Но вот она высвободила меч и, подняв, нацелила на горло ополченца, точно так, как Скаш.
