Тристе встретила ее взгляд. Лицо ее осталось неподвижным, но в прекрасных глазах Адер разглядела новый огонек – может быть, гнева. Или ненависти.
«Хорошо хоть она не таращится больше на Кентов светильник».
Лич, не отводя глаз, поднесла адаманф к губам, выпила одним глотком и так ударила стаканом по столу, что стекло треснуло.
Тристе поморщилась, передернулась и снова покачала головой:
– Хоть одно мне ясно – вы совсем не похожи на брата.
Адер чуть не расхохоталась:
– Нет. Разве что глазами.
– И даже глазами. У вас они тоже горят, но… холоднее.
Тристе открылась совсем немного, но и такая щель была лучше, чем ничего.
– Откуда ты знаешь моего брата? – спросила Адер. – Где он тебя нашел?
Она не позволила себе добавить: «И не знаешь ли, куда он, ради Хала, делся?»
Незачем девочке давать больше сведений, чем у нее уже есть.
– Это не Каден меня нашел, а я его, – фыркнула Тристе. – Меня ему подарили.
– Подарили? – Адер повертела в уме это слово, не в силах найти ему правдоподобного объяснения. – Кто?
– Тарик Адив.
Произнося его имя, Тристе смотрела куда-то вдаль, и слоги в ее устах звучали странно, как если бы это были не просто слова, а загадочное заклинание, какие часто приписывают личам в детских сказках. Девушка произнесла их с особым нажимом, словно молитву или проклятие. Еще одна тайна, которую Адер не сумела разгадать.
– Так, – задумчиво протянула она. – Тебя привез в Ашк-лан мизран-советник моего отца. Зачем?
– В качестве наживки. – Фиалковые глаза Тристе блеснули и потемнели, словно под последним вечерним лучом. – Я должна была… занимать его сияние, чтобы он не заметил, как захлопывается ловушка.
– Какая ловушка? Каден говорил, там была сотня эдолийцев. А он беззащитен. Если Адив так желал его смерти, что мешало воткнуть ему меч в живот при первой же встрече? – Адер всмотрелась в лицо сидящей напротив девушки. – И почему ты сама этого не сделала?
– Думаете, я знала? – возмутилась Тристе. – Думаете, понимала, зачем о… зачем Адив меня туда притащил?
– А ты не знала? – развела руками Адер.
– Я вам сказала, что я знала, – прорычала Тристе, нависнув над столом так, что руки, на которые она опиралась, задрожали. – Мне полагалось переспать с вашим братом. «Будешь делать все, что ему захочется». Так мне сказал Адив. «Понравишься ему и будешь ублажать. Если не сумеешь, твоя мать умрет». Вот что он мне сказал. Я только это и знала.
Адер изучала ее лицо. Напиток оказал свое действие. Тристе теперь отвечала быстрее, слова лились из нее все более невнятным потоком. Если она лгала, она была блестящей лгуньей, ничуть не хуже ил Торньи. В такое верилось с трудом, но что еще оставалось думать? Если Тристе говорит правду, она просто шлюшка – использовать и выбросить. Тогда зачем ил Торнья так рискует ради никчемной пешки? Нет, тут кроется что-то еще, просто Адер этого пока не видит.
– А твоя семья? – спросила она, решив зайти с другой стороны. – Где твои родные?
Девушка тупо кивнула:
– Моя мать – Луетта Морьета. Она была лейной в храме Сьены.
– Была?
Тристе помахала рукой, будто разгоняла дым:
– Она умерла.
Кажется, на ее глазах показались слезы. Трудно было сказать наверняка в неверном свете лампы. Тристе моргнула раз, другой, и слезы ушли.
– Что с ней случилось?
– Каден уверял, что она покончила с собой. После… Жасминового двора.
– Уверял? – прищурилась Адер. – Как видно, ты ему не поверила?
Тристе пожала плечами – сонно, лениво:
– Я к тому времени была в тюрьме. Может, и покончила. Причины у нее, надо думать, были.
– Какие?
– Она продала меня отцу. Изменила императору. Узнала, что ее дочь лич и убийца. Выбирай.
– Кто твой отец?
– Каден вам не сказал? – сдавленно хихикнула Тристе.
Сердце у Адер забилось чуть быстрее.
– Чего не сказал?
– Святой Хал, – покачала головой девушка. – Ради света Интарры, вы хоть говорили с Каденом после возвращения?
– Говорили, – осторожно подтвердила Адер.
– Значит, он вам не доверяет. Хоть и позволил вернуться, а ничего не сказал.
– Почему бы не сказать тебе?
Тристе взглянула ей в глаза. Ее взгляд стал мутноватым от адаманфа, но не дрогнул.
– А то что? Будете меня бить, пока не откроюсь?
Адер захотелось ее ударить – вскочить с места, перегнуться через стол и залепить пощечину, прорычав, что во всей долбаной столице одна она, Адер, готова ей помочь. «Каден тебя заточил, – сказала бы она, – а сам пропал. Совет готов осудить тебя на смерть, ил Торнья хочет убить без суда. Во всем Аннуре я одна готова тебе помочь».
Вместо того она глубоко вздохнула и не разжимала губ, пока не совладала с гневом.
– Вопрос, – наконец заговорила она, срезая с голоса заусенцы, пока он не зазвучал ровно, идеально гладко, – не в моих отношениях с Каденом. Речь о наших с тобой отношениях. Мой брат посадил тебя под замок. Я освободила. Думаю, я заслужила толику доверия.
– Свобода…
Тристе опрокинула треснувший стакан. Он зазвенел о столешницу высоким колокольчиком. Оставшиеся капли выплеснулись и неспешно растеклись дугой по красному дереву.
– …это чудесно, – договорила девушка.
– Я тебе вот что скажу, – произнесла Адер, решившись прибегнуть к правде. – Ты права, ил Торнья желает твоей смерти. Он захватил моего сына и угрожает ему, если я не сумею убить тебя в тюрьме.
Впервые лич распахнула глаза.
«Вот так, – подумала Адер. – Одно очко в пользу правды».
– У вас есть ребенок? – спросила Тристе.
Адер кивнула. Это едва ли было тайной. А если и было, слов назад не возьмешь.
– Его зовут Санлитун, по деду.
– По деду… – Тристе скорбно покачала головой.
Адер не сводила с нее глаз, не понимая такой странной перемены настроения.
– По моему отцу, – уточнила она, будто кто-то из жителей Аннура мог не знать имени покойного императора.
– Ваш отец, – Тристе медленно, пьяно покивала, – был в родстве с моим.
Адер открыла рот и не нашла слов.
Видя ее изумление, Тристе снова кивнула:
– Тарик Адив всю жизнь носил на глазах повязку потому, что глаза у него были… – Она указала на лицо Адер. – Как у вас.
– Откуда ты знаешь?
