– Чтоб я еще когда-нибудь… – сказала Гвенна.
Талал, кивнув, долил ей и протянул деревянную кружку.
После казни Гвенна весь день до вечера провела в океане. Три раза проплыла от Карша до Крючка и обратно, пока не почувствовала, что соленая вода наконец смыла кровь с кожи и волос, заменив ее честной усталостью. Когда она вышла на берег у штаба кеттрал, ее ждали Талал с Анник. В руках снайперши вместо лука были кружки и длинный посох, на вид костяной. Талал держал под мышкой бочонок.
– Пожалуйста, скажите мне, что мы сейчас сказочно надеремся! – попросила Гвенна, стряхивая с себя капли.
– Мы сейчас сказочно надеремся, – кивнул Талал.
Гвенна перевела взгляд на Анник, на кружки… три кружки.
– Сколько мне помнится, ты пива не пила. Всегда говорила, что собьется прицел.
– То было в учении, – пожала плечами Анник. – Или в деле.
– Почитай, всегда.
– Только не сегодня, – ответила снайперша. – К тому же я, и выпив полбочонка, останусь лучшим стрелком на пятьсот миль вокруг.
– Уж не хвастаешь ли ты, Анник? – тихонько хихикнул Талал.
– Констатирую факт.
– А это что? – спросила Гвенна, кивнув на светлый посох.
– Кость кеттрала, – объяснила Анник. – Крепче дерева и легче. Все снайперы после Пробы делают себе луки. А я не успела.
Гвенна опешила:
– Только не говори, что ты прирезала одну из оставшихся птиц, чтобы обзавестись луком чуть лучше прежнего!
– Это из кладовой. И лук будет гораздо лучше, а не чуть лучше.
Талал только головой покачал, а Гвенна попыталась вообразить, что это может означать.
– Ты не думаешь, – спросила она, помолчав, – что есть предел дальности, с какой ты способна убивать людей?
Снайперша наморщила лоб, явно удивляясь нелепому вопросу:
– Нет.
Весь вечер до полуночи они провели на волноломе в гавани. Гвенна швыряла в воду камни, Анник ножом подстругивала костяной лук, а Талал без устали наполнял пустеющие кружки. Хоть ненадолго можно было забыть о сожженных трупах изменников, о своих потерях, об отмеренной справедливости. Им почти удалось отринуть все, поверить, что они еще кадеты, отлынивающие от неприятного задания, и что, прикончив бочонок, они ввалятся в Гнездо и найдут его целым, гудящим жизнью: люди на арене, люди в столовой, люди в казармах. Может быть, столкнутся с Валином и Лейтом, с Блохой, или Гентом, или Черным Пером. Худшее, что им грозит, – три наряда вне очереди за самоволку. И никто не потребует делать большие дела, решать вопросы жизни и смерти. На то есть командование.
«Только теперь командование – мы», – подумала Гвенна, глядя на отраженные в море огоньки Крючка.
– Как это вышло? – пьяно спросила она.
– Что из «этого»? – уточнил Талал.
Гвенна повела рукой вокруг себя, указала на Карш, на Острова, на весь проклятый мир:
– Это.
– Что?.. – пихнул ее в бок лич. – Думала ли ты год назад заправлять всем Гнездом?
– Я не заправляю! – возмутилась Гвенна.
– Заправляешь, – не отрываясь от лука, бросила Анник.
– С ума сошли!
Снайперша только плечами пожала.
– Анник права, – трезво вполголоса заметил Талал. – Каден говорил, Давин Шалиль спаслась, но она, если и жива еще, сейчас где-то на Пояснице. А мы здесь.
– Вы и заправляйте, – огрызнулась Гвенна.
– Ты командир крыла, – покачал головой лич. – Ты главная.
– Не хочу!
– С каких пор это что-то значит? – осведомилась Анник. – Мы солдаты. Делаем, что должны. Чего мы хотим, никому не интересно.
– Вот это утешение!
– Я тебя утешать не собираюсь.
– Это я знаю, Анник!
Гвенна швырнула в воду еще один камень. Он без всплеска исчез в волнах. Где-то у них за спиной, в старых казармах Гнезда, спали семнадцать мужчин и женщин – кадет, попавших в отсев, а теперь наконец ставших кеттрал. Они выжили в бою с Ралленом, но вряд ли это был их последний бой.
– Они еще пожалеют, что не остались на Ариме, – пробормотала Гвенна.
– Возможно, – признал Талал. – А может, и нет.
Анник вытащила из кармана тетиву, согнула готовый лук и натянула. Она и сюда, на дальний конец волнолома, прихватила стрелу. Гвенна посмотрела, как девушка беззвучно натягивает струну и выпускает стрелу прямо в луну. Неоперенное древко ушло в бледное сияние, ушло выше обычной стрелы, на небывалую высоту, и скрылось из глаз.
– Ну вот, даром стрелу потратила, – проворчала Гвенна.
Анник дернула плечом:
– Приятно время от времени выстрелить в цель, в которую нельзя попасть.
Талал хихикнул.
Гвенна допила остатки эля и отставила кружку на камень.
– Ладно. У нас пять птиц. То есть пять крыльев.
– Не сходится, – заметил Талал.
– Ну и пусть не сходится. Боеприпасами, клинками, формой мы обеспечены. Вылетаем с рассветом.
Лич поднял брови:
– Куда?
– Туда, где мы нужны, – ответила Гвенна. – Туда, где идет бой.
40
Крепкие малорослые лошадки в загоне на краю селения заметались при виде Кадена с Длинным Кулаком.
«Учуяли чужаков, – подумал Каден. – Знают, что с нами что-то не так».
От костра тянуло едой и густым влажным дымом навоза и тростника. Перед дюжиной открытых дверей тростниковых хижин теплилась дюжина очагов, дым зависал над ними, пока его не срывал теплый ветер с гор. За очагами присматривали мужчины и женщины в просторных темных одеждах, жарили на углях рыбу и бананы. Незнакомцев встретили молчанием, и темные обветренные лица местных ничего не выражали. Никто их не окликнул, не поприветствовал.
– Потребуется время, – прошептал Каден. – Даже если Тристе здесь.
– Минутное дело, – ответил Длинный Кулак. – Сколько здесь хижин?
– Не меньше двадцати. Она может до полудня от нас прятаться, особенно если местные ей помогут. Поиски…
– Мы искать не станем.
Каден не успел спросить, как это понимать, – на них вылетели двое малышей, обежали кругом, щебеча что-то невразумительное, и умчались обратно к невидимым друзьям. Оба были не старше пяти: мальчик и девочка, возможно, брат и сестра – темноволосые, темноглазые, с темной кожей, еще больше потемневшей от игр в грязи. Таких детишек можно найти в любой деревне от Ромсдальских гор до Поясницы.
На площади посреди селения перед самой большой из крытых листьями хижин Каден с Длинным Кулаком застали кучку мужчин и женщин. Деревенские настороженно поглядывали на пришельцев. Двое мужчин держали в руках топоры – из тех, которыми валят кедры в горных ущельях, – а у одной женщины на боку висел длинный нож, еще не обтертый от крови полуразделанной антилопы, подвешенной на ветку на краю площади. Не оружие – орудия труда. Может быть, деревенским неожиданно пришлось оторваться от утренних забот. Но держались они так, будто готовились к обороне, и на улыбку Кадена никто не ответил.
