– Мы ищем девушку, – заговорил Каден. – Молодую женщину. Черноволосую. С фиалковыми глазами. Поразительную. Наверное, очень усталую.
Его так и подмывало сказать, что близятся солдаты – обученные воины, которые, чтобы выкурить добычу, до основания сожгут деревню, и их не удержишь парой топоров и мясницким ножом. Но такое предупреждение почти наверняка вызвало бы панику еще до нападения, а он в суматохе боялся потерять Тристе – если та была здесь.
– Мы ее друзья, – сказал он, миролюбиво поднимая раскрытые ладони.
Молчание длилось недолго. Вперед выступил мужчина в высокой чалме. Лет тридцати пяти или сорока, он был худощав, под подолом его балахона виднелись босые ноги. Каден даже в слабом утреннем свете распознал жилистую силу его рук и плеч, заметил паутину шрамов на кистях.
– Здесь никого нет, – на ломаном аннурском ответил мужчина, и голос звучал на удивление мягко, как шепот ветра в камыше.
Каден не позволил себе поморщиться.
– Прошу вас, – сказал он. – Ей грозит опасность.
Мужчина встретил его взгляд:
– У нас говорят: берегись песка с юга, дождей с запада, вестей с севера и чужаков с востока. – Он, поджав губы, взглянул на небо. – Вестей нет. Песка нет, и нет дождя…
Он не договорил, зато многозначительно посмотрел на Кадена и Длинного Кулака.
Каден оглянулся через плечо. Приземистые деревья заслоняли взбитую солдатами ил Торньи пыль, но те приближались, приближались…
– Мы знаем, что она здесь, – настаивал он, обращаясь ко всем разом. – Или недавно была.
Не дав ему договорить, вперед шагнул Длинный Кулак. Шаман молча подступил на расстояние вытянутой руки к мужчине. Тот нерешительно попятился, но Длинный Кулак шагнул вслед. Кадену вспомнился танец, виденный много лет назад в Рассветном дворце, только в этих движениях не было игривой радости. Ургул был на добрую голову выше местного, ему пришлось склониться, чтобы взглянуть тому в лицо.
– Что… – пролепетал маленький селянин, вскинув руку.
Длинный Кулак поднял вверх палец и этим пальцем захлопнул тому рот. Сначала Кадену показалось, что ноготь, вонзившийся в мягкую кожу под подбородком, остался там, чтобы не дать человеку разжать челюсти. А потом он увидел кровь, увидел, как мужчина дернулся всем телом, как он поднялся на цыпочки, а Длинный Кулак вгонял палец все глубже и глубже, сквозь кожу и мышцы под ней. Еще удар сердца, и окровавленный кончик показался в открывшемся рту за нижними зубами, под языком, разогнулся и согнулся – крючком в рыбьей челюсти. Деревенский судорожно дергался, но не пытался ни вырываться, ни отбиваться, а так и висел на пальце-крюке, видно обомлев от неожиданного нападения.
Каден шагнул к ним, хотел что-то возразить, но его остановил женский визг. Кричала женщина с ножом. Остальные замерли в остолбенении, а эта метнулась вперед, спотыкаясь на пыльной земле, выставив перед собой клинок, морща личико в страхе и ярости. Длинный Кулак покосился на нее, улыбнулся, выпятил губы, как для поцелуя. И свистнул – высокий звук пробился сквозь ее вопль. Женщина рухнула, выронив зазвеневший нож. Шаман полюбовался, как она корчится в пыли, забыв обо всем, кроме собственной муки. Она царапала уши ногтями, зажимала виски ладонями, будто силилась избавиться от пронзившего голову свиста. Потом свернулась крошечным клубком, а между пальцами у нее просочилась кровь.
Длинный Кулак, не обращая внимания на болтавшегося у него на пальце мужчину, обратился к его перепуганным соседям:
– Где девушка?
Дюжина деревенских пустились наутек, кроликами шмыгнули в высокие кусты. Остальные пялили бессмысленные от ужаса глаза. Кто-то всхлипнул.
– Нет, – сказал Каден, поднимая руку, как будто мог что-то сделать. – Не надо этого. Отпусти его, дай…
– Ты забыл, что стоит на кону, – обернулся к нему Длинный Кулак. – Игра идет не за эту горстку потрепанных душ.
Его голубые глаза потемнели, наполнившись мраком. Кадену вдруг пришел на ум Валин. Он отогнал неуместное воспоминание, вернулся к действительности.
– Они нам не враги.
– Я не говорю, что они враги. – Длинный Кулак словно вспомнил о подвешенном на его на пальце мужчине, который судорожно подергивался. – Ургул счел бы это за великую честь.
– Они не ургулы, – сказал Каден.
– Верно. И потому здесь это всего лишь целесообразно. – Шаман оглядел толпу. – Приведите девушку. Сейчас же.
Словно в ответ на его слова, распахнулась дверь одной из хижин. Тристе выступила из темноты под деревянной притолокой на дневной свет. Ее фиалковые глаза сверкали, отражая огонь солнца, и руки она держала перед собой ладонями вверх, словно собралась сжать шамана пальцами и раздавить в кулаках.
– Хватит, – сказала она.
Каден не сразу понял, говорит она сама или богиня в ней. Потом он увидел написанный на ее лице страх и трясущиеся колени. Значит, не богиня. Просто девушка. Она резанула Кадена взглядом – в нем гнев за предательство смешался с безнадежностью, а потом Тристе, растолкав деревенских, обрушилась на Длинного Кулака.
– Вот я, – сказала она. – Я здесь. Эти люди ни в чем не виноваты, они просто помогли мне, укрыли меня, когда никто не давал мне укрытия. Оставь их в покое.
Длинный Кулак молчал. Он, не глядя, отбросил мужчину – тот упал и стал извиваться в пыли. Растянув губы, скаля острые зубы, шаман сверлил Тристе взглядом. Потом запрокинул голову, потянул воздух носом и выдохнул сквозь поджатые губы.
– Сьена, – сказал он.
Имя началось змеиным шипением и закончилось гласной, прозрачной, как воздух. Покачав головой, он повторил:
– Сьена! Как ты затерялась в подобном создании?
Тристе взглянула на него со страхом, но не отступила.
«Она никогда не отступала, – вспомнил Каден. – Ни в Ашк-лане, в Костистых горах, ни в Ассаре, ни в Мертвом Сердце».
– Я тебя узнаю, – тихо сказала девушка.
– Ты не можешь меня узнать, – возразил шаман. – Твой ум меня не вместит.
– А ее? – с вызовом бросила Тристе, коснувшись пальцем своего виска. – Ты ведь за ней сюда пришел? Вы оба…
Она захватила взглядом и Кадена.
– Вы оба пришли ее из меня вырезать. Что же, надо понимать, мой ум достаточно велик для твоей драной супруги.
– Супруги… – Кажется, это слово позабавило шамана. – Она мне не супруга. А ты видела лишь малый осколок того, что она есть.
Тристе открыла рот, но из горла не вырвалось ни слова. Все произошло так быстро, что Каден улавливал лишь фрагменты: тихий трепет воздуха, коснувшийся уха ветер, словно мимо порхнула мелкая птаха; тонкая тень, пересекшая солнечный луч и отразившая его; размытое движение оборачивающегося шамана, его вздрогнувшее, падающее тело и яркое пятно крови в пыли.
Все это не складывалось в единое целое… Каден видел рукоять ножа, видел, как шатается вождь ургулов, но мозг запнулся, не постигая смысла движений. Он так долго думал о спасении Тристе, о запертой в ней богине…
