Гвенна взглянула в его бесстрастное лицо и отвернулась, сосредоточившись на кружащих в воздухе пылинках и силясь отделить мысли от чувств.
– Разумно, – нарушил молчание Талал. – Если несколько птиц пережили битву, они остались на Островах. Они не бросят гнездовий.
– Судно я вам найду, – добавил Каден. – Будьте готовы отчалить с утренним отливом.
Гвенна сердито мотнула головой:
– Плыть туда целую вечность, а Анник верно сказала: бой будет здесь, и вот-вот. Почему ты тянул с этим девять месяцев?
– Мы не тянули, – ответил на ее взгляд Каден. – Мы послали полдесятка экспедиций.
– И?
– И ни одна не вернулась.
– Что с ними сталось? – спросил Талал.
– Не представляем, – покачал головой Каден.
– Давай напрямик, – предложила Гвенна. – Ты посылал Давин Шалиль на Острова за птицами, а она взяла и пропала, на хрен?
– Нет. Шалиль вызывалась, но совет не принял ее предложения. Она – кеттрал высшего ранга, она уцелела и вернулась в Аннур. Она и без птицы слишком ценна, чтобы так рисковать.
– А нами можно рискнуть, – заключила Гвенна.
Каден не отвел глаз:
– Да, вами можно. – Он поднял бровь. – Вы согласны?
– Вот дерьмо… Что ж. – Она повернулась к своим. – Талал? Анник?
– Не вижу выбора, – серьезно ответил лич.
Анник молча кивнула.
Гвенна еще секунду разглядывала обоих. Опять, Кент побери, решать выпало ей.
– Отлично, – наконец сказала она. – Что бы нас там ни ждало, не помрем, если сами не завалим дело.
7
– На двадцати шагах, – мрачно повторил Лехав. – И с оружием наготове.
– В пятидесяти шагах, – покачала головой Адер. – И чтобы клинки не на виду.
– Это сумасшествие. Пока мои люди подоспеют, толпа вас десять раз растерзает.
– Для этого понадобится весьма сплоченная толпа, Лехав. Или ты выберешь сотню самых нерасторопных из своих людей?
Солдат много раз напоминал ей о своем новом имени, явленном ему во сне богиней Интаррой: Вестан Амередад, Щит Верных. Адер все равно звала его так, как он представился ей при первой встрече, когда оба по щиколотку вязли в грязи Ароматного квартала Аннура.
Щит для верных – это замечательно, но слишком много вокруг было новых имен и новых личин, ложь и жизнь ртутью перетекали друг в друга, скрывая истину и прошлое. Могла она хотя бы Лехава называть именем, полученным от матери, когда тот еще корчился в родовой крови, знать не зная об Аннуре, об Интарре и о самой Адер? Странно было настаивать на таком пустяке, но Адер в нареченном имени виделась некая честность, а кругом было не так много правды, чтобы легко от нее отказываться.
Он был молод, этот командир Сынов Племени, – может, лет на шесть старше Адер, – но у него были руки солдата и глаза фанатика. Адер видела, как он бичует своих людей за расхлябанность и за богохульства; видела, как он преклоняет колени в снегах Эргада, молясь богине в рассветный час и в сумерках; видела из своей башни, как он объезжает стены, выдыхая пар на морозе. Она не забыла, как почти год назад, в Олоне, он грозил отправить ее в огонь. При всей молодости он был крепче большинства известных ей людей, и долг ее защитника исполнял с тем же ледяным тщанием, что и все задачи своей жизни.
И сейчас он, не сводя с нее взгляда, покачал головой:
– Сотня, на которую вы мне дали разрешение, – самая надежная, но это сто человек против всего города. Ваше сияние.
Он, командир Сынов Пламени, все еще спотыкался на титуловании. В его речах не было непочтительности, но каждый раз, как и сейчас, он будто не сразу вспоминал, как к ней следует обращаться. Казалось, ему не было дела до ее титула.
Это служило полезным напоминанием – если бы Адер нуждалась в напоминаниях – о зыбкости ее положения. Ил Торнья со своими легионами сражался за нее потому, что она принадлежала к династии Малкенианов – единственная из Малкенианов согласившаяся воссесть на Нетесаный трон. А Лехав с Сынами Пламени и прежде не доверяли империи. Они пошли за Адер из-за случившегося у Негасимого Колодца, из-за светящихся шрамов на ее коже, из-за огня в ее глазах. Они поверили в знамение Интарры. Империя, которую она так упорно отстаивала, для них была в лучшем случае привходящим обстоятельством. Без империи они бы обошлись.
– Да, последние девять месяцев мы проторчали в Эргаде, – сказала Адер, – но Аннур – мой город. Моя столица. Я там выросла.
– Я тоже, – напомнил он, – и с малых лет выучился ему не доверять. Ни Аннуру, ни аннурцам.
– Хорошо. – Адер не сводила глаз с раскинувшегося на юге города. – Твое дело не доверять, а охранять меня.
Это тоже было новостью. В Эргаде ее охраняли два десятка гвардейцев-эдолийцев, которых Фултон успел собрать, проходя через город год назад. Адер не имела причин не доверять их верности и профессионализму, но после Аатс-Кила стала их опасаться.
Валин тогда сказал, что за Каденом явился отряд эдолийцев, что эдолийцы при неудавшемся покушении на ее брата перебили почти две сотни монахов. Охранявший ее с детских лет эдолиец Фултон десятки раз доказал свою верность – доказал и своей смертью. Остальные же ей были всего лишь смутно знакомы – множество рослых мужчин в блестящих доспехах. Эдолийцы присягали императорскому дому, но Адер не забыла, что основал эдолийскую гвардию – сотни лет назад и под другим именем – Ран ил Торнья.
А вот Сыны Пламени были ее людьми – ради мира с ними она рискнула собой в Олоне, и они пошли за ней на север, сперва против ил Торньи, затем – в отчаянной борьбе против ургулов. Вот уже почти год они выступали под ее знаменами, с песнопениями и молитвами охраняли ее лагерь и замок, проливали кровь и гибли за богиню света и за Адер, в которой видели пророчицу Интарры. И потому она взяла с собой на юг, в Аннур, Сынов Пламени, а эдолийцев особым отрядом отправила против ургулов.
Переход до Аннура вымотал ее, и не только физически. Долгие мили от Эргада до столицы на все лады показывали, как подвела Адер свою империю. Стояла весна, но половина полей не дождалась вспашки – крестьяне разбежались, не то от ургулов, не то в страхе перед разбойниками. Они проехали три сгоревших дотла селения и что ни день натыкались на мертвецов, то гниющих в придорожных канавах, то повешенных на ветвях черных сосен. Ей редко удавалось понять, убиты они преступниками или беспощадными судьями.
Да и разницы большой не было. Аннур рушился, и, как ни пугала Адер столица и ожидавшая ее там судьба, она с каждой милей все крепче уверялась, что должна возвратиться – сделать хоть попытку залечить раздиравший ее народ раскол. Каждое попавшееся на дороге тело шпорой било ее в бок, каждый сгоревший дом с упреком торопил: спеши, спеши! И вот они прибыли – пришла пора узнать, переживет ли она скоропалительное возвращение.
