На подлете к скалистому острову золотая птица вдруг ударила крыльями, и несколько мощных взмахов унесли ее на сотню футов вперед и выше других.
– Он нам нужен, – просто сказал Джак.
– А как же броское оперение? – буркнула Гвенна.
– У каждого свои недостатки.
– Это верно, но лишних мне не надо бы.
– Он нам нужен, – повторил Джак. – Ты уж мне поверь. Я его учил.
Учил… На взгляд Гвенны, с тем же успехом можно было бы учить скалистого льва или бешеного пятнистого медведя. Даже в бесшумном парении Король Рассвета выглядел диким, хищным, неукротимым. А потом он расправил крылья, раскрыл клюв, и небо расколол клич, в котором наравне смешались вызов и ярость. Две птицы поменьше, брат и сестра Сенте-рил и Сенте-ра, разошлись в небе, криками отвечая на вызов.
– Вот так они играют, – с трепетом шепнул Джак.
Схватка сперва показалась Гвенне ужасно неравной. Сенте-рил и Сенте-ра разом подступили к Королю с двух сторон, выставили вперед когтистые лапы, хватая и терзая воздух. Большой птице, несмотря на преимущество в высоте, некуда было податься. С двумя сразу Король схватиться не мог, а стоило ему развернуться к одной, его бы достала вторая. Гвенна видела прежде, как состязаются птицы с пилотами на спинах: каждая старалась зайти сзади и сверху, позволяя закрепившимся на когтях кеттрал обстрелять противника из луков.
Здесь вышло совсем иначе.
Рил и Ра уже смыкались с боков, когда Король сложил огромные крылья и… перевернулся.
– Что?.. – захлебнулась Гвенна.
– Редкая птица готова сражаться на такой высоте, – не скрывая гордости, ответил Джак, – а он может.
Огромный кеттрал, оказавшись вдруг под противниками и брюхом кверху, тоже растопырил когти. Он скогтил одного из пары и, коварно извернувшись в воздухе, швырнул его на второго. Сенте-рил и Сенте-ра забились, а Король, вырвавшись из клещей, выправился в полете над падающими в волны противниками. Те подхватились в последнее мгновение и понеслись прочь, не только отказавшись от вызова, но даже не оглядываясь.
– Он даст им уйти? – спросила Гвенна.
– Это состязание, – ответил Джак. – Он и не хотел их убивать.
– Как драка до первой крови на арене, – припомнила она.
– Куда благороднее.
– Не вижу тут благородства.
– Увидишь, если поймешь, где искать.
Вторая схватка оказалась продолжительней первой. Тут уже было не двое на одного: Суант-ра, Кей-та и Шура-ка схватились друг с другом. Явного преимущества, казалось, ни за кем не было, и воздушная драка затянулась – жестокие удары когтями и клювами, бешено бьющие крылья, сомкнувшиеся могучие тела, падающие и расцепляющиеся в падении. Где-то на середине сражения отвалилась меньшая птица. Кей-та выбралась из бучи и устроилась на каменном уступе. Вскоре после того Шура-ка ухватила Ра за крыло, впилась когтями, удерживая противницу крепко, но не настолько, чтобы порвать или сломать кость. Ра, извернувшись, испустила страдальческий крик. Шура-ка ее выпустила.
– Никогда такого не видела, – сказала Гвенна.
Джак пожал плечами:
– Мало кто из кеттрал видел. Пилотам это, конечно, интересно, а остальным… Плыть сюда далеко, да и незачем: птицы ведь не станут так забавляться, когда у них на лапах крыло. – Он нахмурился. – Так и лошадь не пустится вскачь, если привязать по человеку к каждой ноге.
– Так, нам нужен Король, – заключила Гвенна. – И, как видно, Шура-ка. Кто будет третьей?
Джак, помолчав, возразил:
– Шура-ку не надо.
– Она без особого труда справилась с Ра и еще одной.
– У нее много слабостей, – ответил Джак. – Замедленный разворот вправо, глупая привычка не замечать, что у нее под левым крылом. И еще с десяток…
– Так ли это важно? Я думала, мы выбираем лучшую из птиц. Ту, которая победит, когда дело дойдет до драки.
– Для птицы драться в одиночку не то, что выиграть бой с крылом, – осторожно пояснил Джак. – Нам нужны Король, Кейт-ра и ваша старая птица.
– Она ранена, – заспорила Гвенна. – Даже мне видно.
– Зато умна. И коварна.
– Она проиграла.
– Сегодня проиграла, – тихо ответил Джак. – Завтрашний день даст ей второй шанс.
22
Каден изучал стоявшего перед каменным алтарем высокого мужчину, не просто мужчину – бога, одетого в смертные кости и мышцы. Здесь Длинный Кулак назвался другим именем, в банной духоте джунглей севернее Поясницы его знали как Дием Хра, но кожу он не сменил, она оставалась молочно-бледной под паутиной шрамов, и все те же светлые волосы падали ему на плечи. Плоть, избранная для себя Мешкентом, как нельзя больше отличалась от наружности диких племен: низкорослых, коренастых, с темными волосами и кожей. Длинный Кулак возвышался над ними башней – он и Кадена превосходил на целую голову. Бог в образе голубоглазого чудовища явился за новой кровавой жертвой.
– Дием Хра… – шепнул Каден сопровождавшему его ишшин. – Что это значит?
– Красный Смех, – ответил тот с безумным смешком. – Так называется местная змейка. Ее погремушка напоминает детский смех.
Каден до сих пор удивлялся, как это ишшин не прирезали его прямо на выходе из кента. Из камеры в аннурском капитуле хин (после возвращения в Аннур Каден взял ее под охрану) он окунулся в теплый соленый воздух, где парили морские птицы, и в изумленные крики вооруженных мужчин. Низкое жаркое солнце ударило в глаза, превратив людей в смутные силуэты. Он едва различал смыкавшиеся вокруг тени солдат. Острие – копья или меча – уперлось ему в спину. Затем еще одно – в грудь. Он рассмотрел боль изнутри ваниате, изучил ее как рваное красное пятно и отставил в сторону. Боль несущественна. Важно, что они его не убили. Он не сразу вспомнил почему.
Он думал, что их придется уговаривать провести его к Мешкенту – Кровавому Горму, ишшин под другой личиной, в другой маске, с другим набором звуков, скрывающем под собой имя бога, – но лишних слов не понадобилось. Мешкент предвидел возвращение Кадена. А если не Каден, так другой. Он приказал немедленно доставить к нему всякого, вышедшего из кента, и потому Кадена, не успевшего сказать и десяти слов, закутали в плащ, скрывший под капюшоном лицо и глаза, и протолкнули в другие врата – с далекого островка прямо в блестящую влажную зелень джунглей.
Кента стояли в двух шагах от небольшого водопада, на поляне, по которой ручей разливался, а потом уходил в извилистое русло. Поляну окружали широколиственные деревья, их тонкие листья гнулись под тяжестью сотен цветов – красных, желтых, оранжевых, ярких, как имперские стяги, и больших, как его ладонь. Ствол и ветви были плотно увиты лианами, но и сквозь зеленую стену Каден слышал гудение миллионов мух и крики остроязыких птиц. И еще было жарко, густой воздух вливался в легкие горячим бульоном.
