– Если они хотят убить лича, – невозмутимо спросил Блоха, – что делают здесь? Он в трех днях пути севернее или был там три дня назад.
– Они искали тебя.
Молчание было холоднее первого льда, и так же легко могло треснуть, снова выпустив на волю смерть. Руки Валина до боли просились к топорам за поясом. Пустые ладони требовали тяжести оружия. Что-то в глубине мозга жаждало крови – все равно чьей. В прошлой схватке с Блохой он проиграл, но теперь стал сильнее и быстрее – намного быстрее. На миг в темноте проступило: Блоха с Сигрид за костром, спина к спине, со всех четырех клинков капает кровь, раскиданные, как куклы, ургулы. Один из кочевников упал на последние угли костра. У Валина сводило живот от запаха горящего мяса – он не сумел бы ответить, от тошноты или голода. Но видение тут же пропало, словно стерли картину.
В головокружительной тьме он слышал песню своего тела под бой крови в висках: убей. Убей. Убей. Рука потянулась к топору, он сжал пальцы в кулак, сдержался.
– Зачем искали? – настороженно спросил Блоха.
– Хотят заключить союз. Самим им до Балендина не добраться. Им нужны кеттрал.
– Я вижу, ты уже с ними.
У Валина загорелась кровь. Огонь рвался сквозь кожу.
– Я не кеттрал.
– Человек не всегда может решать, что он такое, – тихо возразил Блоха. – Бывает, что у него нет выбора.
Валин услышал, как он шевельнулся, представил, как всматривается в тени между деревьями.
– Кто здесь главный?
Хуутсуу находилась где-то справа от Валина и пока не показывалась на глаза. Пахло от нее опаской, но и готовностью.
– Я, – почти не промедлив, отозвалась она.
– Брось лук и клинки. И скажи, чтобы бросили твои воины.
– Вы окружены, – заявила Хуутсуу. – И стоите открыто.
Она была права. Вся атака Блохи была рассчитана на скорость, на неожиданность. Чтобы добиться успеха и просто чтобы выжить, кеттрал должны были покинуть поляну прежде, чем ургулы опомнятся и воспользуются численным преимуществом. Задержавшись, командир крыла серьезно рисковал. За разговором Валин слышал, как ургулы – те, что улеглись дальше от костра, – движутся в темноте, поднимают луки.
– Я бы не сказал, что совсем окружены, – ответил Хуутсуу Блоха. – В твоей сети есть прорехи – вон там, и там, и там. И твоих часовых на северной стороне мы убили, так что отход свободен.
Он помолчал, давая ей время усвоить сказанное.
– Но ты этого не видишь. Сейчас новолуние. Тебе ничего не видно.
Вот что решало дело. Брызги звезд на северном небе давали Блохе и его крылу достаточно света. Они могли скользить между деревьями, как днем, убивать ургулов, почти таких же слепых сейчас, как Валин.
– Я тебя слышу, – ответила Хуутсуу. – И мои воины тоже. Если мы выпустим стрелы, вы умрете.
– Не лучший способ начать переговоры, – устало ответил Блоха, – но можешь попробовать.
Это прозвучало глупой подначкой, безрассудной дерзостью, пока Валин не сообразил, что увиденное в миг темного зрения противоречит звуку. Он глубоко вздохнул. Сигрид с Блохой стояли на дальнем краю поляны, совсем не там, откуда доносился голос.
«Кеннинг, – понял Валин. – Лич сместила его голос».
Он услышал, как шагнула вперед Хуутсуу, выбирая линию прицела или просто более удобную позицию на случай, если все сорвется. Она двигалась тихо, но не бесшумно.
– Хуутсуу, – сказал Валин, – стой на месте. Я знаю его и его людей. Я видел, на что они способны. Если хочешь мира, делай, что они велят.
– Я хочу мира между равными, а не между хозяевами и безоружными рабами.
– Нам рабы ни к чему, – ответил Блоха. – Я пришел убивать. Ты могла бы увидеть мою готовность к разговору в том, что еще жива. Но мне надоедает спорить, и спина между лопатками чешется, так что последний раз говорю: бросьте луки, бросьте клинки, и тогда подумаем, кому умирать, а кому можно остаться в живых.
От Хуутсуу так било стыдом и яростью, что Валин чувствовал их вкус. Небрежные требования Блохи, его явное равнодушие к угрозам резали ее острее ножа. Ее клинок выскользнул из ножен, сталь зашуршала о кожу. От нее пахнуло готовностью к бою.
– Ты хочешь смерти Балендина, Хуутсуу? – резко спросил Валин. – Или готова здесь и сейчас отказаться от шанса ради безнадежной драки в лесу?
Честно говоря, у него самого руки еще дрожали, тянулись к рукоятям топоров. Все тело рвалось в атаку: с ревом вылететь из-за деревьев, размахнуться… И все равно, встанет он на сторону ургулов или кеттрал, бой вернет ему то ужасное зрение, а он так долго жил в темноте. Он заговорил и продолжал говорить, потому что только слова сейчас отделяли его от рвущегося изнутри насилия.
– Даже если ты победишь, победа обернется поражением. Ты искала Блоху. И что будешь делать, если сумеешь его убить? Вернешься на фронт? Попробуешь убрать Балендина, не сумеешь и в свой последний день будешь заходиться криком, пока он вскрывает тебе грудь и вырывает живое сердце?
– Я не боюсь лича, – звенящим голосом проговорила Хуутсуу. – Ни его, ни его боли.
Валин скрипнул зубами:
– Не знаю, что говорят в степи, когда женщина умирает в безнадежной, бессмысленной драке, но у нас на Островах такое называется глупостью. Тебе не придется искать боли – боль найдет тебя.
Хуутсуу не отвечала. Другие ургулы осторожно перемещались в лесу вокруг поляны. Разговора никто из них не понял, но это вряд ли что-то меняло. Все слышали вызов в голосе предводительницы. И разбросанные вокруг огня мертвецы еще как бросались в глаза. Блоха, даже скрытый темнотой и кеннингом Сигрид, шел на риск, выжидая и слушая, давая ургулам полностью опомниться.
А потом по узловатому корню на поляне звякнул меч – оружие Хуутсуу, сообразил Валин. За мечом упал поясной нож, за ним лук. Она гаркнула короткий приказ на своем языке.
Последовала протяженная натянутая тишина. Потом с дальнего края прогалины подал голос один ургул – что-то зло возразил, в веренице коротких слов слышалась ярость. Хуутсуу не успела ответить – слова оборвались протяжным горловым стоном.
– Сожалею. – В голосе Блохи не было ни капли сожаления. – Вашего языка я не понимаю, но этот, как видно, не разговора хотел.
– Он был дурак, – коротко бросила Хуутсуу.
– Сколько здесь еще дураков?
Словно поняв издевку, две ксаабе с ревом вырвались из-за деревьев, слепо кинулись к месту, где не было Блохи. Звякнула тетива Ньюта – раз и еще раз. Он был не так проворен, как Анник, но и его скорости хватило. Тела рухнули наземь – судя по звуку, в десятке шагов друг от друга.
Тогда на поляну выступила Хуутсуу.
– Пиат! – бросила она.
Этого слова Валин не знал, но смысл его был ясен и так.
