– Хватит, – отрезала ургулка, переходя на другой язык, и медленно повернулась на месте, словно предлагая свое тело невидимым кеттрал. – Эта ссора только согреет сердце личу, которого мы надеемся убить. Мы вложим мечи в ножны и будем говорить как равные.
– Отлично, – ответил Блоха. – Поговорим, когда мечи будут в ножнах, а вы все – на свету. Тебя тоже касается, Валин.
– Света нет, – заметила Хуутсуу. – Костер давно погас.
Она не договорила, когда воздух всколыхнулся, волна высотой с дом отдалась в скалах за мили отсюда, а потом в лицо и в грудь Валину ударил жар, доставший и сквозь слои сукна и кожи.
– Вот вам костер, – сказал Блоха. – Грейтесь. Займитесь своими убитыми. Когда закончите, поговорим.
– А ты? – насторожилась Хуутсуу.
– Вот я, – ответил Блоха.
Валин услышал, как он подходит к разгоревшемуся костру.
– А другие? Твой стрелок? И лич?
– Думаю, они останутся за деревьями, – ответил Блоха. – Просто на случай, если разговор не сложится.
Ургулы едва ли не до утра собирали тела, обмывали их в вившемся к востоку от поляны ручье и снова переносили к огню. Когда мертвых сложили, Хуутсуу завела над ними тихую завораживающую речь, нечто среднее между песнопением и молитвой. К тому времени, как она закончила, Валин уже чуял влагу предрассветного ветра. Ургулы не дали костру догореть, а разожгли выше прежнего. В степи не было кладбищ – зарытые в землю тела откапывали падальщики. Своих мертвых ургулы отдавали огню.
Запах горящей плоти был густым и липким, как дым, много дней после битвы висевший над Андт-Килом. Валин стоял в нескольких шагах от костра, стараясь не дрогнуть перед воспоминаниями. В крошечном городке сгорели заживо сотни людей, лесорубов и ургулов, зажатых полыхающими обломками домов или рухнувших баррикад. В шипении пара от зеленых веток ему чудились вопли.
«Никаких воплей, – снова и снова внушал он себе. – Они мертвы. Огонь не причинит им боли».
И тут вперед шагнул один из таабе.
Валин слышал, как он поет на самом краю кострища. Его слова кровили горем. А потом ургул бросил в огромную ночь боевой клич, и Валин услышал, как в груде сучьев что-то сдвинулось, рассыпав искры. Запах горящего мяса стал сильнее и острее.
Блоха, молчавший все время обряда, теперь заговорил:
– Трудновато будет убить Балендина, если твои люди не смогут удержать клинка.
От Хуутсуу ударило презрением.
– Среди сожженных нами воинов был брат Моаха. Бог трусов увел его туда, где нет боли, и Моах держит горящую ветвь за него. Он чувствует боль за брата, который уже ничего не чувствует.
Блоха крякнул и промолчал.
Таабе после того первого крика не издал ни звука. Валин попытался представить это, понять, что чувствуешь, сжимая в руках тлеющий сук, когда кожа вздувается волдырями, лопается, сползает.
«Чистота…»
Это слово пришло на ум непрошено, ударило, как ножом в глаз. Ожог чист. Боль чиста. Ужасная мысль, но отогнать ее он не сумел. Где-то в широких, холодных северных лесах он уподобился этим созданиям, склонился перед самым жестоким из богов, как будто красота жизни выгорела в нем, оставив лишь гнев и голод.
Наконец все кончилось. Валин услышал, как сук отбросили в костер, а потом наземь рухнуло тело.
Хуутсуу что-то сказала своим: Валин узнал слова «воин» и «рука», а потом повернулась к Блохе:
– Теперь будем говорить. Балендин…
– Прежде чем перейдем к Балендину, – тихо, но ясно прорезал ее фразу ответ Блохи, – нам с Валином надо решить пару вопросов. В последний раз, когда мы с ним виделись, погиб мой человек.
Валин кивнул, но не шевельнулся. Он стоял достаточно близко к огню, чтобы Блоха его видел. Хватит и этого.
– Спрашивай.
– Что случилось в Андт-Киле?
– Лейт погиб. Гвенна с Талалом сумели притупить атаку Балендина, а потом Адер со своим ручным генералом подоспели, чтобы закончить бой.
– Я спрашивал, что случилось с тобой.
Прежде чем ответить, Валин перевел дыхание.
– Я пытался убить ил Торнью. Адер ударила меня ножом в бок, а потом ублюдок меня ослепил.
– Для слепого у тебя многовато оружия.
Это не было вопросом, и Валин не стал отвечать.
Блоха вздохнул:
– Ты напал на ил Торнью, считая, что он убил твоего отца.
– Зная, – проворчал Валин. – Адер мне сама сказала. Признала.
– Ладно, – без удивления согласился Блоха. – Он убил твоего отца. И ты решил пристать к ургулам.
– Он к нам не приставал, – сказала Хуутсуу.
– Он здесь, – заметил Блоха. – И вы здесь. Я вижу вас вместе.
– Мы столкнулись, – объяснил Валин. – Неделю с небольшим назад. Она сказала, что крыло кеттрал нападает на ее людей и она ищет вас, чтобы вместе сразиться с Балендином. Я согласился.
– Чувствую я, что это еще не вся история.
– Всего не перескажешь.
– И то верно, – фыркнул Блоха. – Ладно. Балендин. Нам всем хотелось бы видеть ублюдка мертвым. В последний раз, когда я проверял – а я частенько проверяю, – он был жив. Как это изменит наш нарождающийся союз?
Хуутсуу пошевелила костер.
– Вы его знаете, – сказала она. – Знаете, в чем он слаб. Скажите нам, а мы его убьем.
К удивлению Валина, Блоха захихикал:
– Такой у вас план? На деталях не задерживаетесь.
– Детали, – холодно ответила Хуутсуу, – зависят от того, что вы расскажете о его слабостях.
– Да, в том-то и штука, – протянул Блоха.
И замолчал, чтобы шумно высосать что-то, застрявшее в зубах. Сплюнув в костер, он снова заговорил:
– Если у Балендина есть слабые места, я их не знаю. Мальчишка еще на Островах был опасен, но это ничто в сравнении с тем, чем он теперь стал. Если вы побывали на севере или на востоке, сами видели.
В ответе Хуутсуу ненависть граничила с боязнью.
– Я видела, как он держал в воздухе два моста, пока по ним ехали сотни всадников. Я видела, как он за полмили испепелил бревенчатый частокол. Среди наших людей есть личи, но не такие.
– Его колодец… – заговорил Блоха.
– Мы его колодец, – тяжело ворочая слова, произнес Валин. – Балендин эмоциональный лич. Он насыщается нами – всеми, кто питает к нему какие-то чувства.
На время все замолчали. В черноте трещал костер. Ургулы предусмотрительно разместились по ту сторону огня, хотя разговор все равно был им непонятен.
– Сиг, – наконец заговорил Блоха. – Ньют. Пожалуй, вы можете присоединиться к нам. Всех, кого требовалось, мы, по-моему, уже убили.
