Много лет пролетав на спине кеттралов, он злился, чувствуя на себе тугую петлю горизонта. За пять минут в воздухе он увидел бы все, что нужно, но кто бы дал ему эти пять минут? Он позволил себе вспомнить Суант-ру и понадеялся, что птица сумела добраться до Гнезда. Так и для нее лучше, и ему было бы на руку. Вернувшаяся налегке птица обычно означала гибель крыла, а если их сочтут мертвыми, поиски, скорее всего, прекратят – по крайней мере, дадут ему время подобраться поближе к ил Торнье и выяснить, что происходит. И если понадобится, убить его.
Он все еще не переварил откровений Балендина. Знал, конечно, что заговор против его семьи захватил высшие сферы аннурского общества и даже Рассветный дворец, – ничем иным нельзя было объяснить соучастия мизран-советника и немалой части эдолийской гвардии. Но с названным именем все изменилось. Да, имя… Если верить Балендину, весь заговор замыслил ил Торнья. Это он держал в руках нити, приводившие в движение Юрла и Балендина, Ута и Адива. Все смерти на его совести.
Что-то темное, зверское обвило сердце Валина и давило, давило, выжигая воздух в легких. Заныли костяшки пальцев, и только тогда он понял, что стискивает поясной нож, и успел наполовину вытянуть клинок из ножен, будто кенаранг уже стоял перед ним. Валин уставился на свою руку: белые костяшки, вздувшиеся под кожей жилы.
– Лошадей здесь оставим? – нарушил его размышления Талал.
Валин помедлил, отбрасывая от себя ярость, незаметно опустил клинок в ножны и кивнул. Такой поток не одолеть даже неутомимым ургульским коням. Значит, от дальнего берега придется бежать на своих ногах, но им было не привыкать. А добравшись до населенных мест, они без труда украдут себе новых лошадей.
– Ни птицы, ни лошадей, – заворчал, отпуская своего коня, Лейт. – С тем же успехом могли записаться в пехоту легионов, поцелуй их Кент.
– Научишься сочувствовать простым солдатам, – поддразнил его Талал.
Лейт уставился на него как на полоумного:
– Хал побери простых солдат! Я для того и шел в кеттрал, чтобы дерьмо не месить!
– Хорошо, что вы умеете плавать, – перебил их Валин. – По крайней мере, вы не сидите в ургульском стойбище.
– Шутишь? Гвенне с Анник достался собственный шатер, дважды в день ургульские детишки носят им еду и мех за мехом той огненной кобыльей мочи, что у них сходит за выпивку. А мы тут остались безлошадными и собираемся окунуться в реку, текущую с ледников. Я в любую минуту променяю свою долю на ургульскую.
Вода была холодна – холоднее моря у Островов; так холодна, что Валин перед переправой заставил спутников до пота носиться по берегу. Любой кеттрал мог чуть не до бесконечности держаться на воде в подходящих условиях, но пробирающий до костей холод этого черного потока в считаные минуты высосал бы силы из самого могучего пловца.
Кадетов безжалостно приучали к холодной воде. Наставники каждый год вывозили нескольких подопечных в Ледяное море, где сбрасывали в воду, предлагая вплавь одолеть полмили до берега. Пустяковое расстояние, но не было случая, чтобы кто-то его преодолел. Валин помнил, как синели губы, наливались свинцом руки и ноги и плотный туман затягивал сознание. Наставники успевали выловить тех, кто начинал тонуть, но ощущения засели в памяти навсегда: ужас, потом медленно скапливающаяся в груди тяжесть, а затем окутывающее мягким одеялом равнодушие.
На середине реки Валин узнал в себе то же тяжелое безразличие, засасывающее его под воду. Он с трудом различал в лунном свете головы Лейта и Талала – темные пятна по обе стороны от себя. Пилот явно ослабел, а обернувшись к Талалу, Валин понял, что все трое едва держатся на воде.
Он перевернулся на бок, приподнял голову и приказал:
– Быстрее!
Губы онемели, слово скатилось с языка холодным камнем, и сперва Валину показалось, что его не услышали. Но вот Лейт, поворачивая голову для нового глотка воздуха, коротко, но красноречиво выбранился и стал грести живее. Талал, кажется, тоже понял приказ. Валин тянул за собой надутый мешок с оружием, поэтому двое спутников стали его обгонять. Он угрюмо перевернулся обратно на живот и удвоил усилия. Долго такого темпа не выдержать, но выбор был небогат: плыви или сдохни.
К тому времени как он добрался до дальнего берега, Талал с Лейтом успели вылезти из воды, но вернулись, чтобы поддержать его на последних шагах. Конечности у Валина застыли и онемели от холода, и, сменив воду на режущий ночной ветер, он едва устоял на ногах. Все трое были обнажены, одежду вместе с оружием увязали в надутый мех. Зубы клацали, горло саднило, мышцы словно прихватило льдом.
– Форму… – выдавил Лейт. – Надо… одеться.
Валин покачал головой. Легкая шерсть черной кеттральской формы прекрасно держала тепло, но в ней после долгого плавания тепла не осталось ни капли. Нужен был огонь, но разводить костер долго, а свет может привлечь аннурские патрули. К тому же южный берег Белой был таким же голым, как северный, – сухая земля и ни единого деревца. Оставалось греться движением.
– Бегом, – взмахнув дрожащей рукой, приказал Валин.
Талал поймал его взгляд, кивнул и тряской рысцой устремился к югу.
Лейт что-то буркнул, протестуя или ругаясь, но от Валина не отстал. Оба, спотыкаясь на кочках, потащились вперед под пляшущими звездами.
Прошло не меньше часа, пока Валин ощутил просачивающееся в плоть первое тепло. С теплом вернулась и чувствительность, а с ней – зуд, следом – боль. Ноги у него были намозолены бегом по островным тропам, но грубая земля здесь била по подошвам, как дубиной, и он успел нажить несколько ссадин, неприятный порез на своде правой стопы и содрал себе ноготь на большом пальце левой.
– Как дела? – спросил он, переходя на шаг.
– Не сочти за нарушение субординации, – попросил Лейт, – если я точно укажу, куда стоит засунуть твой вопрос.
– Не хотел бы я все это повторить, – тихонько хихикнул Талал.
Валин усмехнулся:
– А я как раз вспомнил, что оставил на том берегу наше снаряжение.
– Утоплю! – пригрозил Лейт.
– Как насчет формы? – спросил Талал. – И мечей? Я бы лучше себя чувствовал, прикрыв спину и с клинком под рукой.
– С чего бы это? Я вот готов забить первого встречного собственным хреном. – Лейт опустил глаза. – Увы и ах, после этого купания он не похож на прежнее, грозное и сокрушительное, оружие.
Валин скинул тюк на траву, и они разобрали одежду и оружие. Приятно было ощутить кожей сухую шерсть, а стельки сапог под избитыми ступнями ощущались мягкими, как подушки. На бегу все обсохли и согрелись и теперь работали руками и пальцами, выгоняя последние следы онемения, а потом принялись разрабатывать плечевые суставы. Воспоминания о ледяной реке мало-помалу тускнели.
– Ну ладно, – наконец объявил Валин. – Двое суток идем ночами, пока не оставим границу позади. Ил Торнья не может знать, где мы, не представляет, что мы еще живы и начали на него охоту, но он точно насторожится, если один из его патрулей заметит к югу от Белой остатки кеттральского крыла.
