– Ваш трон – нелепое и неудобное седалище, он меня не интересует. Охотно отдал бы его тебе, только, по слухам, ты уже и сама на него вскарабкалась, ваше сияние.
Она не могла распознать, насмешка в его словах или угроза. Она ожидала от него лжи и уверток, отрицания правды на тысячи ладов. И даже после его письма никак не ожидала вот такого – откровенности и обвинений – и теперь судорожно ловила равновесие, силилась снова завладеть разговором.
– И я должна поверить, что ты не убьешь и меня, как только я стану тебе неудобна? Как убил отца и Кадена…
– К смерти твоего брата я не имею отношения.
– Однако какая удача для тебя, что законный наследник моего отца не вернулся в столицу!
Ил Торнья покачал головой:
– Ты послушай себя, Адер. Мой отец, мой брат, я, я, я! Малкенианы, провались они сквозь землю! Да перебей я всю вашу семейку – хотя я этого не делал и не собирался, – Аннуру хватит более насущных забот. Его заботы не ограничены происходящим внутри чистеньких дворцовых стен. Ургулы уже здесь. – Большим пальцем он ткнул себе за плечо. – Все ургулы. Пока ты занимаешься политическими играми, я пытаюсь отразить угрозу.
– Возмездие за смерть отца – не игра! – прорычала Адер. – А если ургулы здесь, это твоя ошибка. Ты кенаранг и регент. Почему Северная армия их не встретила?
– Мне пришлось отозвать Северную армию, чтобы ответить на ваше религиозное восстание и предотвратить гражданскую войну, – мрачно напомнил он. – Я считал, что Длинный Кулак еще в восточных степях, но ошибся. Когда я отвел людей к югу, тебе навстречу, он нанес удар. Если его не остановить, он прорежет северные атрепии, как нож режет гнилую ткань.
– Значит, я его остановлю, – сказала Адер. – Ты для этого не нужен.
– Тогда убей меня. – Он раскинул руки. – Убей, если тебе так надо. Но потом быстрым маршем веди на север Сынов и Северную армию. Гонцы что ни день будут уведомлять тебя о продвижении ургулов.
Адер вдруг почудилось, что она стоит над высоким обрывом, глядя в туман. Можно было убить этого человека, поставить командующим Северной армией Лехава или Фултона, но что знают Лехав и Фултон об ургулах? Хоть одного-то видели? Представляют ли хоть немного, как с ними сражаться?
– А когда мы столкнемся со всадниками? – медленно спросила она.
Ил Торнья улыбнулся – сухо скривил губы:
– Будем надеяться на ошибку Длинного Кулака.
– И велика ли надежда?
– До сих пор он ошибок не допускал.
Адер спиной почувствовала движение. Сзади заскрипела сосновая половица.
– Ургулы, может, и не допускают ошибок, – ржавым клинком по камню проскрежетал голос Ниры, – а вот ты допустил, сын кшештримской шлюхи.
Развернувшись, Адер увидела у задней двери старуху и ее съежившегося в тени проема брата. Нира выглядела как всегда: сутулая, в сиянии седых кудряшек над морщинистым лицом, – но таких острых блестящих глаз Адер у нее не помнила. Пока она смотрела на женщину, сердце не успело отбить полного удара, и тут же за плечом – там, где стоял ил Торнья, – сталь стукнула о доску. Снова обернувшись, Адер взглянула на меч в руке Фултона – вернее, на то, что от него осталось.
Клинок был срезан над самой рукоятью, линия среза гладко блестела. Обломок лежал на сосновых половицах у ног кенаранга, а его шею пылающим воротником окружало пламя. Тонкая огненная линия пульсировала, словно кто-то взрезал мир, открыв прореху в другой, наполненный звездами и неугасимым огнем. Фултон ошарашенно отшатнулся, ил Торнья же не двинулся с места. Глаза его, подсвеченные отблеском горящего воротника, были тверже камня.
– Что это? – спросил кенаранг, осторожно подняв руку к огненному кольцу, но остерегаясь коснуться.
Нира шагнула к нему из тени:
– Можешь назвать это правосудием. Или местью. – Она растянула губы в улыбке. – А можешь назвать охрененной невезухой. Но как ни назови, это твоя смерть.
Кенаранг чуть заметно повернул голову, прищурился и, недолго помолчав, уронил просто:
– А, Ришинира.
– Изменилась я за эти годы? – тихо спросила она.
Он обдумал ответ.
– Стала сильней, как я вижу.
Та хмыкнула – как кашлянула, а у Адер между тем сложилась в голове ужасная картина и внутри все затряслось.
«Кто-то в средоточии власти. Он давно поднаторел в интригах и махинациях…»
– Что ты делаешь, Нира? – медленно спросила Адер.
Старуха не сводила глаз с ил Торньи:
– Заканчиваю ужасно утомительное дело.
Он кшештрим. Другого объяснения нет. Ран ил Торнья – кшештрим. Ее отца убил кшештрим. Невероятно, но перед ней стоял тот кшештрим, которого все эти годы искала Нира, тот, кто сделал ее почти бессмертной. Жестокая истина начисто разрушила то понимание мира, с которым жила Адер, и ее разум отвергал эту истину, отчаянно требуя другого объяснения. Это было как увидеть солнце на дне глубокого колодца.
Ил Торнья раскинул руки жестом хозяина, распахивающего двери перед желанными гостями:
– Вижу, ты свела знакомство с моими старыми друзьями, Адер.
Он кивнул на брата Ниры – тот уставился на него круглыми как блюдца глазами:
– Привет, Рошин. – Он снова обратился к Адер: – Не знаю, где ты сыскала эту парочку, но их история тебе, полагаю, неведома.
– Ошибаешься. – Адер тряхнула головой, загоняя внутрь смятение и ужас. – Как раз ведома. Нира и Оши были со мной вполне откровенны.
– Так ты знаешь, что они личи? – насупился ил Торнья. – Что при их участии уничтожена половина континента, известного у вас как Эридроя? Что они атмани?
– Знаю. – Адер выдавливала из себя слова, но голос ее сел до шепота. – И если они атмани, то ты – создавшее их чудовище.
Ил Торнья свел брови:
– В слове «чудовище» слишком много смыслов. Что до создания, то соткать душу под силу одной Бедисе. Она их создала, она сделала брата и сестру личами. Мы лишь развили их силы и позволили до сей поры наслаждаться жизнью.
Адер хотелось плакать, кричать криком, но за нее сдавленным яростью голосом заговорила Нира:
– Наслаждаться? Наслаждаться жизнью? – Она ткнула пальцем в брата. – Твои дары нас изуродовали!
– О чем я сожалею с того дня, как осознал эту истину.
– Ты кшештрим, – сплюнула Нира. – Ты не умеешь сожалеть.
Что-то чуждое мелькнуло в глазах ил Торньи – совершенная пустота, заставившая Адер содрогнуться.
– Твоя уверенность, Ришинира, может оказаться столь же необоснованной, как в прошлом оказалась моя.
Во рту у Адер стало солоно и горько от крови. Поняв, что прокусила себе щеку, она сдержала тошноту.
– Чего ты хочешь? – выговорила девушка. – Зачем ты здесь?
