Он вновь повернулся к ней и помолчал немного, как бы обдумывая ответ.
– Хочу того, чего хотел с давних пор, – наконец сказал он. – Защитить Аннур от врагов.
– Ложь! – рявкнула Нира. – Подлец снова врет!
Ил Торнья покачал головой:
– Аннуром с самого его основания правили Малкенианы, но во многих отношениях это моя империя. Она – мое покаяние, я создал ее в искупление своей неудачи с тобой, Ришинира, с Рошином и остальными.
Адер готова была заорать, чтобы Нира стянула пылающий воротник, покончила с ним. Сколько раз уже лгал ей этот человек, сколько раз она шла за ним как покорная скотина? Еще один шаг… Шаг за шагом.
Она чуть не велела убить его – чуть: уже открыла рот, но слова не шли.
Это был простой путь, простой и справедливый, но слишком отдавал растерянностью и отчаянием. Месть – почти непроизвольное действие, а ей надо было не просто действовать. Она должна была думать – думать лучше, глубже, чем думала все эти месяцы. Видеть дальше врага. Ей с трудом верилось, что ил Торнья – кшештрим, но, если так, из этого факта следовали определенные выводы. Это многое объясняло. Перед ней не просто одаренный человек, выбившийся к власти природным талантом, а нечто более опасное. И могущественное.
Уставившись на обнимающий горло кенаранга огонь, Адер следила за его переливами. С тех пор как Нира сплела заклятие, ил Торнья не пытался шевельнуться. Значит, он пойман, скован. В душе Адер еще бушевал ужас, но император не покоряется ужасу. Глупо уничтожать то, чего до конца не понимаешь, не разобравшись, нельзя ли это использовать.
– Когда это Аннур стал твоей империей? – Ее голос прорезал молчание, как острая сталь.
Он твердо встретил ее взгляд:
– Я был с ним с рождения. Я подсказал Териалу, где строить столицу. Я командовал армией при Втором объединении…
Адер мотнула головой:
– Второе объединение провел Рагинальд Вент.
– А его портреты ты видела? – усмехнулся кенаранг.
У Адер в голове все смешалось. Рагинальд Вент не позволял себя изображать. Запретил ставить на дороге Богов статую в свою честь. Больше того, приказал своим солдатам снести незаконченный монумент. В те времена все восхваляли его скромность, только скромность ли то была?
Лишь сейчас до нее стало по-настоящему доходить – понимание просачивалось внутрь ледяным зимним дождем. Ран ил Торнья бессмертен. Он не первый раз занимает пост, не первую роль играет в аннурской истории. Нира по дороге к Олону сказала: его тянет к власти, как мотылька к огню. Сколько масок он носил в пыльных залах истории? Сколько сыграл ролей?
Он кивнул так, словно она задала эти вопросы вслух.
– Я был мизраном при Алиале Великом. Я сражался с манджари у Разлома в Западную войну, с племенами джунглей на Пояснице в Темное лето. Я основал эдолийскую гвардию для защиты вашей семьи.
Онемевшая Адер только головой мотала.
– Кеттрал учатся по «Тактике» Гендрана, – медленно, как ребенку, втолковывал он. – Ее написал я. Почти три десятка лет я пробыл Гендраном. Я был с вами на каждом шагу – верный пастырь Аннура и Малкенианов.
– Зачем? – тихо вымолвила Адер. – Зачем ты это делал?
Он впервые запнулся и долго молчал.
– Мой народ ушел. Без возврата. Нас по всему свету осталось не больше нескольких десятков. Кшештрим не вернутся, но мне хотелось воссоздать на этой земле что-то похожее на утраченное нами: царство, империю, государство, управляемое не страхом, алчностью и страстями, а разумом и справедливостью.
Он указал на Ниру с Оши:
– Одной из попыток были атмани – мы думали, что, наделив бессмертием нескольких справедливых правителей, через них принесем в мир порядок.
Ил Торнья поморщился.
– Неудачная попытка. Бедиса не дала вам долговечного разума. Вместо порядка и справедливости мы погрузили мир в безумие. Ты помнишь, Ришинира, – почти нежно обратился он к старухе, – как вы все были молоды, как прекрасны? Как жаждали справедливости и мира? Не с вами мы сделали то, что сделали, а вместе с вами. Мы разделяли одни надежды. Как страшно они нас обманули.
Адер увидела слезы на старческих щеках Ниры.
– Ты знал, что из этого выйдет, – сжав кулаки, проговорила старуха. – Ты кшештрим, ты должен был знать.
– Нет, – возразил он. – Мы не знали. Ошибаются даже боги, а мы не боги.
Он снова обратился к Адер:
– Потерпев неудачу с атмани, с Аннуром я в какой-то мере добился успеха.
– Почему ты не правил сам? – бросила ему Адер. – Зачем превратил моих предков в марионеток?
Он горестно улыбнулся:
– Малкенианов не назовешь марионетками. Для этого вы слишком быстры и упрямы. К тому же… – он указал на ее шрамы, – за руку вас держит Интарра, а с ее могуществом мне никогда не сравняться. Нет, вы не были марионетками. Мы с вами были… соратниками в великом труде. Люди принимали Малкенианов, чтили вас, а такого, как я, они бы никогда не приняли.
Адер судорожно вздохнула, силясь отличить ложь от правды. Оши, оставив в покое медведя, встал рядом с Нирой, сплел пальцы с ее пальцами.
– Мы воюем, сестра? – тихо спросил он, глядя на ил Торнью и не узнавая его.
– Не воюем, а убиваем, – ответила сестра, указав сухой рукой на огненный воротник. – Одна мысль – и он мертв.
Не успев обдумать движения, Адер шагнула вперед, встала между ил Торньей и атмани, подняла руки, словно в ее силах было остановить кеннинг Ниры.
– Нет, – сказала она, – так нельзя.
– Не учи меня, девчонка! – Глаза Ниры были холодней зимней ночи. – Не учи меня мстить.
Адер молчала, заставляя себя думать. Если ей предстоит вести за собой Аннур, она обязана научиться мыслить разумно, даже когда в голове кавардак. Если россказни этого человека правда хоть на половину – хоть на четверть, – если он вел все эти войны, был советником величайших императоров династии Малкенианов, он будет ей полезен. Нет, молча поправилась она, необходим. Сколько бы ни учил ее отец, сколько бы томов по политике и юриспруденции, финансам и управлению она ни осилила, все равно не представляла, как противостоять Длинному Кулаку, как удерживать границы, как сохранять мир на Пояснице. Оставлять ил Торнью в живых рискованно, но у нее кругом риск. Этот человек – тончайший инструмент, который она могла бы обратить в свою пользу, на благо Аннура.
– Посторонись, Адер, – приказала Нира.
Та не двинулась с места:
– Выслушай. Ради меня и ради себя. – Девушка подбородком указала на Оши. – Ради него.
Нира, подумав, сплюнула на пол:
– Даю тебе сотню слов.
Адер не стала тянуть:
– Он может вас вылечить.
