– Я дарую тебе выбор, которого твой отец не дал моему. – Габрил указал на оружие. – Ты можешь умереть как мужчина.
– Я пришел сюда не сражаться, – ответил Каден.
– Тогда умрешь как скотина.
– Ты уверен, что моя смерть послужит твоему делу?
– Ты император, – произнес Габрил так, будто этим все решалось.
Каден вздернул бровь:
– Разве?
Он тронул пальцем грубую ткань своего плаща, провел ладонью по разделявшему их столу:
– У меня только та одежда, что сейчас на мне. Этот стол стоит дороже всего моего имущества.
– Когда ты вернешься во дворец…
– Я не могу туда вернуться. После смерти отца дворец заняли другие.
Габрил заколебался, однако покачал головой:
– Что же, на место одного льва пришел другой. Ты упустил свою империю и надеешься, что я помогу ее вернуть? Плохо ты обо мне судишь.
– Нет, – хладнокровно возразил Каден, – это ты плохой судья.
Габрил прищурился:
– Ты мне в глаза говоришь, что я ошибаюсь и никто не убивал твоего отца и не похищал у тебя империи?
– Все это было.
– Или ты хочешь сказать, что не желаешь ее вернуть?
– Не желаю.
Каден взял лежавший перед ним нож, повертел в руках, играя бликами на отточенном лезвии. Нож хорошо ложился в ладонь – крепкий, основательный. Одним плавным движением Каден вогнал острие в столешницу, посмотрел, как дрожит рукоять.
– Я не мой отец и не моя сестра, – сказал Каден. – Я не хочу вернуть себе империю. Я хочу ее разрушить.
38
Их много лет учили тактике малых групп, готовили сражаться крылом в пять-шесть человек – недолго было забыть за эти годы, как величественно аннурское войско. Ребенком Валин видел, как маршируют по дороге Богов стройные ряды пехоты – как возносятся над ними знамена, как целят в небо наконечники копий. Красочное зрелище запомнилось, но он забыл, как огромна была армия – словно весь город взялся за оружие. Теперь же, наблюдая из-за перелеска за лагерем Северной армии, он дивился ее мощи. Пусть лучший из ее солдат не равнялся с самым захудалым кадетом кеттрал – что с того? Армия предназначалась для другого. Кеттрал наносили точно рассчитанные прицельные удары, армия же брала массой и инерцией – не скоро разгонялась, но в движении делалась неудержимой.
Вот только Валин не мог понять, что она делает здесь, в густых дебрях Тысячи Озер. Перехваченное у двух аннурских гонцов письмо кенарангу было, поцелуй его Кент, написано шифром – ни Валин, ни Талал, ни Лейт не сумели разобраться в бессмысленной мешанине букв и цифр. Аннурцы твердили, что содержание им неизвестно, и Валин им верил: какой смысл шифровать сообщение, если узнать, что написано, можно, приставив гонцу нож к горлу? Посыльные назвали только место назначения – Аатс-Кил, бревенчатый городок на южной оконечности Шрама, и вот Валин со своим урезанным крылом отклонился на запад, пробираясь по жалким дорогам северных дебрей к Аатс-Килу. Ил Торнья, если он действительно замышлял удар по степи, выбрал весьма извилистый путь – может быть, нарочно, для отвода глаз.
– Здесь, похоже, вся Северная армия, – заметил Талал.
Валин, кивнув, оглядел в подзорную трубу прямые, как стрелы, ряды палаток. Аннурцы разбили лагерь чуть в стороне от городка, на засаженных тыквами или бобами полях. Что бы там ни выращивали, урожая ждать уже не приходилось: солдатские сапоги втоптали в грязь труды земледельцев.
Валин попробовал прикинуть численность – его задача облегчалась тем, что аннурцы всегда ставили белые палатки аккуратными квадратами, разбивая лагерь на четыре четверти. Посреди каждого квадрата помещали большие павильоны: столовую, кузницу, провиантные склады и лазарет. Наскоро подсчитав палатки, он получил двадцать тысяч человек – больше, если для облегчения походной выкладки спали по двое в койке. Казалось бы, огромная сила, но Валин невольно сравнивал ее со стойбищем кочевников за Белой. Ургульское войско растекалось по холмам, их апи и лагерные костры заполонили степь, сколько видел глаз, а легионы аннурцев уместились на полоске крестьянских полей.
Валин задержал трубу на дальнем конце лагеря. Для лучшего обзора следовало бы забраться повыше, но и отсюда он заметил, что солдаты там вооружены необычно. Под заходящим солнцем отблескивала не сталь, а скорее золото или бронза. Непонятно. Казалось бы, к чему легионерам тратиться на побрякушки? Впрочем, Валин успел понять, что на Островах ему о многом рассказать забыли. Среди сотен других упущений могли оказаться и особенности вооружения. Отложив этот вопрос на потом, Валин перевел линзы на сам городок.
Он не ожидал увидеть такое большое поселение – с тысячу строений, большей частью бревенчатых домиков, конюшен и сараев, где с каменными трубами, где с простыми отверстиями дымоходов. Над домами густой пеленой висел дым, от одного вида которого першило в горле, да и на языке чувствовался привкус гари. Валин за годы на Островах позабыл, чем пахнут города и деревни; архипелаг день и ночь овевался соленым ветром с океана. А жители Аатс-Кила – судя по лесопилке на краю городка, большей частью лесорубы – как будто не замечали повисшего над их городом смрада навоза и гнилья, гари и сосновой смолы.
У дверей подбирали объедки тощие псы, у колодца рылась в земле сбежавшая из загона свинья. Немощеные улицы после недавних дождей развезло под ногами прохожих и копытами лошадей. Еще Валин высмотрел пару зданий, похожих на храмы невесть каких богов или богинь. Одно высокое строение из тесаных бревен и необработанного камня отмечало центр города. Но и это трехэтажное здание терялось рядом с плотиной – огромной земляной насыпью, укрепленной бревнами и камнем, к северу от городка, на южной оконечности Шрама. Этому сооружению Валин уделил особое внимание.
Солнце уже скрывалось за острыми вершинами елей, но две сотни людей – судя по одежде, аннурских легионеров – все трудились при свете факелов: подкапывали земляную стену. Командиры часто сменяли землекопов, так что каждое отделение проводило на работах не более двух часов, после чего отправлялось на отдых в лагерь. Такой распорядок сохранялся все время, пока Валин вел наблюдение, – то есть с полудня. И как видно, прекращать работу на ночь никто не собирался. Валин не мог судить, чего добиваются землекопы. Он не был в числе кеттрал, которых готовили иметь дело с водой – отводить реки, разрушать акведуки, отравлять колодцы, – но и он видел, что брешь в плотине грозит городку затоплением. Та часть, что стояла выше, могла уцелеть, и все равно он не видел смысла так рисковать.
– Здорово им тут припекло зад, – заметил Лейт. – Знать бы, кто это постарался?
Такие слова можно было услышать от прежнего Лейта, но в тоне пилота не осталось прежней легкости. Погас и лукавый взгляд – Лейт теперь не желал встречаться с Валином глазами, упорно смотрел на город. Началось это четыре дня назад, после неудачной засады на гонцов. Валин и скучал по веселой болтовне друга, и радовался его нынешней серьезности: его самого она избавляла от необходимости шутить и улыбаться, изображая бодрость духа. Валин проделал долгий путь, чтобы прикончить убийцу отца, и, занимая голову этой целью, сосредотачиваясь на оценке тактики и риска, почти забывал о тех, кого уже убил. Так ему удавалось держаться, но вот улыбаться сил не хватало.
