Они втроем – Каден, Киль и Габрил – задержались у двери, давая глазам привыкнуть к темноте.
– Не забывайте, – тихо проговорил Габрил. – Все эти люди ненавидят вашу империю, но пузыри их ненависти поднимаются из разных источников.
– Но согласие между вами есть? – уточнил Каден. – В основных вопросах взгляды сходятся?
Первый оратор нахмурился:
– Мы издавна настроены на борьбу с общим врагом.
– Это другое, – тихо вставил Киль.
– Именно это нас связывает, – сказал Габрил.
– Зыбкая связь, – покачал головой Киль. – Я не раз такое видел.
Габрил обернулся к кшештрим. Со дня появления Кадена в его дворце они сотрудничали и вели почти незаметный глазу словесный поединок: Габрил пытался вытянуть из Киля его историю, а Киль ловко уходил от вопросов и неизменно уводил разговор в сторону.
– Вас послушать, вы многое повидали, – заметил первый оратор.
Киль пожал плечами:
– Смотрю в оба. А суть в том, что общий враг – ненадежный фундамент для союза. Чуть сдвинется равновесие – и все рухнет.
– Сдвинется? – переспросил Каден. – Мы собираемся перевернуть целое здание политики.
– Остается надеяться, что оно не обрушится нам на голову, – ответил Киль.
Габрил покачал головой:
– Надежды для дураков, но ваш советник прав. Я со многими делил та и опресноки, но те, кто соберется этой ночью, не задумываясь, меня зарежут. Как и вас, если увидят в том выгоду.
– Напомните, что спасет нас от клинка? – попросил Каден.
– Вот это… – Габрил постучал себя ногтем по черепу, – и это. – Он указал на собственные ножи.
– И еще это, – добавил Киль, похлопав по висевшему на поясе кожаному чехлу.
Каден со вздохом кивнул. Достижения последних нескольких дней казались невелики – несколько слов на пергаменте, но, если они не помогут, ни ум, ни ножи Габрила их не спасут.
* * *
Они нарочно пришли последними. «Лучше пусть подождут нас, – сказал Габрил, – чем мы будем ждать». Открытое неуважение представлялось Кадену не лучшим способом перетянуть на свою сторону десяток недоверчивых вельмож, но Киль поддержал Габрила, и они явились тогда, когда между бочками и ящиками уже успели расчистить небольшой круг. Кто-то развесил по его краю несколько светильников и расставил низкие ящики вместо сидений, а возвышающиеся над кругом штабеля товаров превращали место собрания в подобие глубокого колодца.
Люди, все одетые неприметно и, как и Каден, прятавшие лицо под капюшоном, сидели и стояли в напряженных позах, расположившись как можно дальше друг от друга. Немногие тихо переговаривались, но, когда Габрил шагнул в круг света, разговоры оборвались.
Минуту все молчали. Потом жилистый седой мужчина, с изъеденным оспинами лицом, нацелил на первого оратора палец:
– Ради этой встречи ты всех подверг опасности. Твои записки…
– Написаны шифром, – перебил Габрил. – Как всегда, Тевис.
– Тиран мог разгадать наш шифр… – нетерпеливо отмахнулся тот.
Не дав Габрилу ответить, в круг шагнул Каден.
– Тиран перед вами, – сказал он.
Откинув капюшон, Каден медленно поворачивался по кругу, позволяя каждому хорошенько рассмотреть его глаза. Удар сердца, и второй, и третий все молчали. Затем Тевис потянулся к висевшей на поясе рапире, а у других вырвались два или три восклицания, выражавшие страх и гнев.
– Предатель! – зарычал Тевис, угрожая Габрилу обнаженным клинком.
– Вы потрясены, – отозвался Габрил, медленно опуская ладонь на рукояти ножей, – поэтому я даю вам шанс взять свои слова обратно.
Взгляд Тевиса метнулся к Кадену.
– Что он здесь делает? Откуда он? Объяснитесь!
– Полагаю, Тевис, юноша именно с этой целью сюда и пришел, – протянул новый голос. – К сожалению, вы, размахивая своим прутиком перед его носом… как говорится у вас, образованных?.. препятствуете ему дать объяснения. Не так ли?
Каден нашел взглядом устроившуюся в тени очень толстую женщину. Она, в отличие от большинства, не скрывала ни лица, ни своего положения. Оделась в богатое зеленое платье, украсила пальцы сверкающими перстнями, запястья – золотыми браслетами, а пышную грудь – ожерельем с подвесками. Каден дал бы ей больше пятидесяти, но свежая гладкая кожа и волосы указывали на ее молодость.
По описанию Габрила, это была не кто иная, как Кегеллен – единственная среди присутствующих, не принадлежащая к высокому роду. Первый оратор назвал ее аннурской «аказой» – властительницей преступного мира, которой беспрекословно подчинялись и контрабандисты, и высокопоставленные взяточники, и убийцы. По ее виду не скажешь, но ведь и Киль ничем не напоминал бессмертного кшештрим. Главное, за ней стояла сила – если верить Килю и Габрилу, большая, чем у собравшейся здесь знати, – по крайней мере в пределах городских стен. Если привлечь ее на свою сторону, она станет бесценным союзником.
Тевис, так и не вложив рапиры в ножны, накинулся на нее:
– А твое присутствие, как и твое заступничество, показывает, как низко пал этот совет! – Он плюнул на земляной пол. – Интаррой клянусь, Кегеллен, живи ты в Нише, давным-давно попала бы на виселицу.
Толстуха зевнула, прикрыв рот пухлой ладошкой:
– Стало быть, хорошо, что я не в Нише живу. – Она снова удостоила вниманием Кадена. – А теперь, может быть, красавчик Габрил объяснит благородному собранию, где он разыскал нашего высочайшего императора? Обещаю, Тевис будет сидеть смирно и вежливо слушать…
– Ничего подобного… – вскинулся тот, но женщина легко заглушила его протест:
– …Иначе мои людишки отрежут его ссохшуюся мошонку и скормят ему же под винно-имбирным соусом.
Тевис выпучил глаза:
– Ты меня не пугай, жирная сука…
Но тут другой мужчина, ниже ростом, широколицый, с мясистым носом, потянул его на сиденье и торопливо зашептал что-то на ухо. Тевис покосился на женщину, помедлил в нерешительности и стряхнул с себя руку соратника. Его перекосило от ярости, однако, как отметил Каден, встать он не попытался и заговорить тоже. Остальные настороженно следили за толстухой.
Кегеллен не замечала этих взглядов.
– Ну же… – Она радушно раскинула руки. – Габрил, утес наш распрекрасный, ты не объяснишь, где раздобыл себе императора?
Габрил покачал головой:
– Малкениан сам будет за себя говорить.
Каден медленно вздохнул и выступил вперед.
Габрил с Морьетой десять раз предупреждали его о возможных затруднениях, но Каден, хоть умом и признавал их правоту, только теперь осознал, во что ввязался. Вельможи так и пожирали друг друга глазами; его предложение вполне могло привести к тому, что пол этого склада окрасится кровью, но отступать было поздно.
