Он пошарил у Кадена между ног:
– Посмотрим, останется ли он верен этой сучке, когда мы оторвем ему сучок…
Молчание было громче вопля.
– Уведи его вниз! – прорычал наконец Матол. – Запри рядом с кшештрим. Он, может быть, сказал нам не все, что знает. Когда закончим с девчонкой, посмотрим, какого цвета у него кровь.
16
– Убейте их, – сказала Анник, указывая на ургулов. – Взять их с собой мы не можем и оставлять нельзя.
Валин собрал крыло в сотне шагов от лагеря, оставив связанных и поставленных на колени пленников под охраной Пирр.
Отослав Суант-ру на юг, они три дня выжидали, отдыхали и тревожились. Гвенна, к великому облегчению Валина, вечером первого дня пришла в себя, но путешествия, конечно, не выдержала бы; она и вокруг лагеря не могла обойти, чтобы не подступили тошнота и головокружение. Нога у Талала заживала, заживала быстрей, чем надеялся Валин, и его рана в плече тоже уже закрылась и схватилась. Яйца сларнов, предполагал лич. Наверное, яйца придали им силы и сопротивляемости. Валин с опасливой надеждой обдумал его догадку. Талал был прав. Такая рана в плече должна была заживать несколько недель, а не считаные дни.
С другой стороны, непобедимыми они вряд ли стали. Талал еще хромал. Гвенна спала по полдня, и, по чести говоря, Валин сильно сомневался, что сам выдержит тысячемильную скачку по степи. Стоило приподнять локоть – плечо пронизывала боль, а значит, драться пришлось бы одним клинком, и о луке можно было забыть.
Итак, они выжидали, отдыхали и тревожились.
На второй день над ними прошло еще одно крыло кеттрал. Валин съежился под накидкой из бизоньей шкуры, прикрыл лицо ладонями и постарался прикинуться ургулом. Птица описала круг и ушла на юг. Он с облегчением выдохнул, чувствуя себя одним из шныряющих в траве сурков. Те тоже все поглядывали на небо, только их это не всегда спасало. За день Валин видел, как орлы унесли трех грызунов.
На третий день Гвенна твердо заявила, что готова ехать верхом, да и Валина, плечо не плечо, тянуло действовать. Они уже опоздали на назначенную встречу с Каденом в Аннуре, опоздали не на одну неделю, но все равно не стоило сидеть на месте дольше необходимого. Валин распорядился отдохнуть еще ночь, а с утра собираться.
Не так уж трудно было найти в лагере все, что им понадобится, выстроить длинной цепочкой лошадей и уложить недельный запас провизии – прощальный гостинец от ургулов. Потом пришлось решать, что делать с самими ургулами. Вот это оказалось сложнее.
– Мне это не нравится, – покачал головой Лейт.
С отлетом Ра он утратил обычную веселость, и вопрос о пленниках ему настроения не улучшил.
– Точнее, мне это охренеть как противно. Из них трое – дети, да и остальные… – Он кивнул на коленопреклоненные фигуры. – Это не то что убить в бою.
Он длинно выдохнул:
– Но придется. Мы должны их убить.
– Ничего мы не должны, – проворчала Гвенна.
Валин медленно кивнул:
– Что бы ни писал Гендран, это наши пленники и мы за них отвечаем. Решать нам.
– Прекрасно, – сказал Лейт. – Тогда я решаю, что их надо убить. Так тебе легче взять на себя ответственность?
– Нет, – отвечал Валин, сдерживая гнев и заставляя себя говорить ровно. – Не легче. Ты сам сказал: трое из них – дети. Дети.
– Это не важно, – вмешалась Анник. – Брать их с собой слишком опасно, а если оставим, могут увязаться за нами.
– На чем? – резко спросил Валин. – Кентом драных лошадей мы забираем. И какими бы крепкими ни были эти сукины дети, к полудню они потеряют нас из виду.
– А если станут болтать? – так же резко возразил Лейт. – Если на них наткнется другая ургульская шайка и спросит, куда подевались их кони?
– Тогда будем драться, – подсказала Гвенна. – С этими уже попробовали, и кончилось все довольно быстро.
Анник пренебрежительно дернула головой:
– Это племя крошечное, а в других тааму бывает по несколько сотен ургулов.
– Тогда сбежим, – не сдавалась Гвенна. – Отступим.
Лейт недоверчиво хмыкнул:
– Думаешь уйти от конных, поцелуй их Кент, ургулов в их же степи? И как же?
Валин перевел дыхание и заговорил:
– Это к делу не относится.
– А по-моему, очень даже относится, – проговорил Лейт. – Мы рискуем. Надо свести риск к минимуму. Сколько лет нам на Островах вколачивали в голову это дерьмо?
– Там речь шла о минимизации риска в законном бою, – напомнил Валин, – а не об убийстве безобидных ребятишек.
– Что еще за «законный бой»? – удивилась Анник.
– Боевые действия против врага, – ответил Валин. – А не просто затруднительное положение, в которое мы влипли.
– Ургулы и есть враги, – заметил Лейт. – Они живьем варят людей, отрезают веки. Гнездо много лет высылает рейды за Белую реку.
– Но не детей убивать, – повторил Валин и поднял руку, предупредив ответ пилота. – Зачем ты вступил в кеттрал?
– Не знаю, – покачал головой Лейт. – Пришли, сказали, что я мог бы летать на огромной боевой птице. Ради Шаэля, просто потому, что это кеттрал!
– А будь у ургулов такие птицы, летал бы ты с ургулами?
– Нет, конечно.
– Почему нет?
– Я только что сказал почему. Они варвары, Валин. Ты что, забыл об их вере, о кровавых жертвах? Победи они, нас бы сейчас свежевали живьем, разбирали бы на куски. Потому мы и должны их убить.
– Вот потому, – покачал головой Валин, – мы и не можем этого сделать.
– Как это у тебя выходит? – опешил Лейт.
Вопрос стал последней каплей, и что-то внутри Валина – та стена, что сдерживала гнев и слова, рухнула, дав волю большой волне.
– Потому что мы – не они, Лейт! Мы – не она! – Он ткнул пальцем в сторону Хуутсуу, затем указал на Пирр. – Да, мы умеем убивать. Мы долго учились убивать и выучились отлично. Но убивать умеют многие. Пирр клала покойников грудами с того дня, как мы с ней встретились. Но кеттрал нас делает другое: мы убиваем, кого надо!
Гвенна горячо закивала, зато Анник небрежно отмахнулась:
– Добро и зло определяются точкой зрения.
– Нет! – обрушился на нее Валин. – Неправда! Будь это так, зачем бы мы вообще здесь оказались? Зачем ушли из Гнезда, зачем спасали Кадена? Дерьмо соленое, какое нам дело, кто сидит на Нетесаном троне? Если вам плевать, почему бы прямо сейчас не пойти в наемники в Антеру или Манджари? Недурно нажились бы, рассказав им все, что знаете о кеттрал!
Несмотря на ледяной ветер, Валин взмок под тяжелой бизоньей шкурой. Он с трудом заставил себя понизить голос и разжать кулаки:
