И это все Сафин и мой муж.
Вот и сейчас он в светлой рубашке, рукава небрежно закатаны, загорелый, в солнцезащитных очках и с ослепительной улыбкой. Стоит, облокотившись на машину, смотрит, а у меня по спине бегут мурашки.
Ревную его как дикая, но виду не подаю, знаю, что он не сделает мне больно, он обещал, а я верю.
Шесть лет назад все закончилось в его пользу, те, кого хотел он наказать, сами решили свою судьбу, оставшийся бизнес по суду перешел Сафину. А еще его оправдали по делу о совершении убийства, которого он не совершал.
Марина все рассказала, вину, конечно, на себя не взяла, все свалила на покойного мужа, которого она же и заказала. Но тех лет, проведенных на зоне, не вернуть, так же как не починить сломанной судьбы. Ту девушку, танцовщицу из клуба убил Минаев, Валера нашел свидетелей, что видели, как она садилась к нему в машину, а его охранник об этом знал и прикрывал, но они оба взлетели на воздух.
Сафин все продал, вложился в недвижимость и в наш детский центр. Я надеюсь, что он больше не ведет тайную игру и не влезает в сомнительные сделки. Иначе у нас будет очень долгий и напряженный разговор.
— Это кто такой ревнивый?
— Муж твой.
— Я вижу.
Данил снимает очки, притягивает меня к себе, прижимает крепко, ведет носом по виску, вдыхает, а потом целует. Он так всегда делает, каждый день.
— Привет, крошка.
— Ну, я давно не крошка.
— Еще какая крошка, сегодня ночью буду любить тебя по-особенному, — жарко шепчет на ухо, трется пахом.
— Извращенец.
— О, да.
— Обещаешь?
— Клянусь.
И даже за это я его люблю.
— Где твоя непослушная дочь?
— Рвет букет Вассерману.
— Где? — отстраняюсь, смотрю по сторонам.
— На клумбе, она сказала, что там самые красивые цветы во всем городе.
— Вы совсем сдурели? Нас же оштрафуют.
Сафин улыбается, а в это время дочка вылезает из кустов с букетом фиолетовых тюльпанов, вырванных прямо с луковицами. Руки перепачканы в земле, на лице счастливая улыбка, в светло-голубых глазах, как у ее отца, азарт.
— Мама, смотри, как красиво, деду Мише очень понравится.
— Саша, ну ты вся испачкалась, вас нельзя оставить и на час.
Девчушка бежит к нам — красный сарафан, темные кудряшки и ни капли раскаяния в глазах.
— Она в тебя такая наглая, Сафин, это твое воспитание.
— Так, Шура, иди сюда, — Данил садится на корточки, забирает у дочки цветы, отламывая луковицы, передает мне. Стряхивает с ее ладошек землю, достав носовой платок из кармашка сарафана. — Сегодня будешь наказана.
— Как?
— Никакого шоколада.
— Ну и ладно, я его вчера ела. Мама, поехали, деда Миша ждет, он говорил, что там будет Валера и желе из мармелада.
— Господи, от Валеры нигде не скрыться, — Данил закатывает глаза, открывает нам двери автомобиля. — Хоть бы он уже женился, а лучше бы перевели его на Север.
Тихая неприязнь Валерия и Сафина длится все эти годы, они, скрипя зубами, терпят иногда присутствие друг друга, но каждый раз не забывают обменяться колкостями.
— Саша, ты пристегнулась?
— Да.
Смотрю на дочь, мне кажется, не я ее родила, а Сафин, он больше меня волновался, переживал, вот реально, его даже тошнило. А я еще раз удивилась, как в нем могут уживаться все эти чувства и эмоции.
Резкий, грубый, властный — он может быть с нами внимательным и нежным. Особенно рядом со своей дочерью, за которую он жизнь отдаст.
Смотрю на татуировку змеи, Сашка любит ее, говорит, что такую же сделает, как вырастет. Я точно сойду с ней с ума. Данилу совсем скоро исполнится сорок, он стал еще привлекательней, мужественнее.
Люблю его.
— Что? Почему ты так смотришь?
— Все хорошо. Ты очень красивый.
— Я сейчас покраснею.
— А ты умеешь?
— Нет.
— Умеешь, я знаю. Ты даже плакать умеешь. Саш, папа плакал, когда ты родилась.
— Вообще-то, это была тайна, и теперь мне придется что-то сделать с тобой, чтоб ты ее больше никому не рассказала.
— Это что же?
— Ночью узнаешь.
— Папа, а покажи, как ты плакал.
— Сиди молча, а то никакого желе и мармелада.
* * *
Сафин
— Кто звонил? У меня есть повод волноваться?
Влада смотрит с подозрением, хмурит брови, даже выглянула из ванной, чтоб задать вопрос. Столько лет прошло, а все не может мне довериться полностью, боится моя крошка, что ее бедовый муженек вляпается в какую-нибудь авантюру. И пойдет вновь на зону, но нет, этого я хлебнул, этого мне хватит.
Прошлое осталось в прошлом.
— Мурат звонил, так, поболтали немного.
— Смотри, Сафин, только попробуй что-то натворить.
— И что мне за это будет?
— Увидишь.
Хлопнула дверью, но не закрылась, знает, что я не люблю этого. День рождения Вассермана прошел прекрасно, все были в восторге от букета Шурки. А еще мне приятно было видеть, как Валера завидует, нам бы стоило закопать топор войны, но нет, не хочу. Хотя парень он, по сути, неплохой, помог, но ему не стоит об этом знать.
Заглянул в спальню дочери, спит, счастье мое неугомонное. Влада все переделала в нашем доме, стены только оставила, пока беременная была, командовала работами. Пришлось тогда развестись, но тайно, потом снова сделать ей предложение и уже в красивом платье, пока животик был не так заметен вести в ЗАГС.
Не думал, что в такой милой, нежной, трогательной девушке столько силы и энергии. Она мой луч света, на который я всегда иду и не отступлюсь, пока она рядом. Кто бы мог подумать, что моя выходка и похищение милой девушки, сделают меня самым счастливым человеком?
Ой, дурак был, вспомнить стыдно.
Я хотел забрать то, что принадлежит мне, быть палачом, собрать дань, а нашел любовь. Где тот Сафин, который был шесть лет назад? Нет его. Я другой. Наколки лишь прежние остались, но они Сашке нравятся.
Прикрыл дверь, в спальне снял одежду, зашел в ванную, крошка моя в душе, что-то мурлыкает, как кошка, себе под нос.
— Привет, — встаю сзади, обнимаю, прижимая к себе, сразу накрываю грудь, слегка сжимаю, целую в шею.
Хочу ее до одури, всегда хочу, как подросток, хотя дядьке скоро сорок лет. Моей жене двадцать пять, молодая, еще красивее стала, умная, уверенная, дерзкая даже.
