– Хороший?
– Бывший.
– Зачем ты пишешь сейчас?
«Потому что больше я ничего не могу».
«Потому что кто-то должен».
Слова отказывались выходить не только на бумагу, но даже на кончик языка. Алиса хотела ответить – и не могла. Эсма отошла. Алиса снова склонилась над блокнотом. Начинала писать и зачеркивала написанное, снова начинала. Час перетекал в другой. Ход времени был мучительным до непереносимости. «В аду, – вспомнила Алиса, – круги вовсе не дантовские. В аду круги хорошо знакомы тем, кто хоть немного знает историю. От внешних к внутренним, они сдирают с человека слои, как кожуру с луковицы. Лишают прав. Лишают свободы. Лишают имущества. Лишают имени. Лишают рассудка. Лишают тела. Лишают достоинства. После этого человек заканчивается». Кто ей это говорил? Она напряглась, пытаясь вызвать в памяти голос и лицо, но образ каждый раз рассыпался в дым, стоило ей только подумать, что она зацепилась за знакомую черточку или знакомую интонацию.
«Лишаются слов, – подумала она. – Ты забыл последний круг ада».
Дым отозвался далеким эхом мягкого смешка.
Ави, вспомнила она. Его звали Ави.
Глава 20
Генштаб Новой Сербии оказался военной палаткой, разбитой на видовой галерее в парке Калемегдан. Пропуск – восьмушкой листа бумаги, на которой убористым почерком значилось «По городу. Действительно сутки. Александр Тошич». Дата. Подпись. Печать была не государственная, а простенькая наборная, из тех, что обычно можно было заказать за тысячу динаров в крошечных магазинах печаторезцев у Бранкова моста.
Господина Тошича, представителя правого крыла, Мика с Марко, как оказалось, знали по новостям, Алиса, отказавшаяся от новостей, не знала вовсе, а Ивана познакомилась с ним лично полгода назад в гинекологическом отделении в частной клинике. Алиса представила ее в зоне ожидания, с пластиковым стаканчиком воды из кулера и почему-то в слезах. В воображении Алисы из кабинета выходила другая молодая женщина, такого же огненного южного типа, с длинными ухоженными волосами, французским маникюром на ногтях и с улыбкой на накрашенных пухлых губах. Женщина прошла мимо заплаканной Иваны, а вот ее спутник, мужчина непримечательной внешности, которую госслужащим второго плана выдают как под заказ вместе с первым удостоверением, остановился. Достал из кармана носовой платок. Протянул Иване.
Скорее всего, на самом деле все было не так. Скорее всего, птицы одного полета разговорились в коридоре клиники и обсосали по косточкам всех врачей, потом встретились на семейный обед в каком-нибудь ресторане из тех, куда с улицы не зайдешь, потому что у таких мест нет ни вывесок, ни рекламы. Но Ивана не вдавалась в подробности знакомства, а Алиса не выспрашивала, но снова и снова представляла, как холеные руки принимают платок и как Ивана совершенно не гламурно в него высмаркивается и икает.
О дороге до ресторана Ивана рассказывала скупо и отрывисто. На выходе из парка ее остановил патруль: двое мужчин в форме, один высокий и худой, второй пониже и широкоплечий. Письма, написанные под диктовку Алисы, патрульные прочитали сначала про себя, потом на пару вслух, смакуя подробности. Выспросили про несуществующего жениха, то и дело норовя ввинтить какой-нибудь интимный вопрос, и в конце концов согласились отвести в ресторан. Она узнала Тошича первой. Он сидел за столиком прямо напротив уцелевшей части панорамного окна в пол, сквозь которое дневной свет заливал просторный зал с белыми колоннами. Ивана уверенно пошла через зал и не остановилась, даже когда к ней шагнула личная охрана, пытаясь оттереть ее в угол, где окна были выбиты и заложены изнутри тонкой фанерой.
Потом Тошич угощал ее кофе с тортом «Москва». По ту сторону реки над городом поднимался дым. Сквозь стекло доносились далекие приглушенные хлопки выстрелов. В этом месте своего рассказа Ивана осеклась. Так и не стала рассказывать, что видела на том берегу, сколько ее ни просили. Повторяла, что кофе был кислый, а вот торт неплохой. Тошич по старой памяти согласился помочь. Он прямо за столиком выписал пропуск в штаб и сказал, чтобы пришла вся группа.
Когда все они впятером зашли в палатку генштаба, Алиса увидела, что не ошиблась в своих фантазиях. Господин Тошич и правда оказался мужчиной непримечательной внешности. После военных и жандармов, траурных молельщиков и мертвых тел в белых халатах было странно видеть человека в обычном костюме и при галстуке, в очках в тонкой оправе, с салонной стрижкой и гладко выбритым подбородком. Этот вид казался неуместным и фантасмагорическим в своей нормальности посреди разбитого под открытым небом лагеря из камуфляжных палаток, отгороженного на подступах к парку бронетехникой и заставами из металлических «ежей».
Тошич окинул группу коротким цепким взглядом. Потом подошел и пожал каждому руку. Со стороны рукопожатие выглядело энергично, но рука оказалась мягкой и холодной, как остывшая котлета, а ладонь влажной.
– Чем я могу вам помочь?
Мика начал первым – и сразу к делу. Алиса чуть не дернула его за рукав, когда он сказал про пропуск на ту сторону, но Мика ни слова не сказал ни про возможный коридор, ни про эвакуацию, ни про остальное, что они узнали от Иваны. Сказал, что хочет добраться к семье. Госпожу Марию представил своей бабушкой, к которой ходил с визитом, а Алису с Марко записал в парочку родственников, приехавших из деревни погостить.
Тошич пожевал губами. Губы у него были пухлые и блестящие, как будто лоснились жиром.
– На ту сторону? – повторил он. – Вы знаете, что на той стороне? Ивана вам рассказала?
Мика кивнул. Политик молчал. Они смотрели друг на друга и только изредка моргали. Мика не двигался. Тошича выдавали суетные руки: он то и дело касался безымянного пальца и массировал его от основания до кончика. Глаза за стеклами очков были пустые, нечитаемые.
Ну же, подумала Алиса. Ну же.
Тошич не успел ответить. За порогом раздался шум, потом кто-то позвал:
– Господин Тошич!
Откинулся входной клапан и внутрь палатки вошли двое в черном с автоматами наперевес. Марко вздрогнул и тихо охнул. Двое дернулись на звук. Один, темноволосый с густыми бровями и кривым носом, явно сломанном в прошлом, так и остался стоять, а второй, посветлее и с острыми скулами, рванул вперед. В два шага сорвал с шеи автомат. Марко выставил руки. Человек в черном залепил ему прикладом в грудь. Воздуху выбило из легких с сиплым «х-ха». Марко потерял баланс, полетел спиной на пол. Алиса услышала чей-то вскрик. Мика обернулся – оказалось, это она сама кричала. Ее голос смешался в воздухе с воплем мужчины в черном:
– Ах ты сука!
Он навис над Марко и с размаху опустил приклад. Поддал ногой. Марко коротко взвыл. Попытался закрыться руками. Закричала Ивана. Мика с громким «что вы делаете?!» рванул было вперед, но Алиса схватила его за руку. Он упрямо дернул, попытался выпутаться, но Алиса стискивала его пальцы сильнее и по-русски шептала: «Стой, стой, стой». Поверх голов потекло монотонное бормотание госпожи Марии. Слова перетекали одно в другое так скоро, что невозможно было разлепить их и разделить на смысловые единицы. Госпожа Мария прижала сухие птичьи руки к груди и причитала как вдова на похоронах.
