– Как его домоправительница, я принимаю его интересы близко к сердцу.
– Близко к сердцу, значит? – Поднеся бокал с вином к губам, она делает маленький глоток. – Если не будете осторожны, может сложиться впечатление, будто вы знаете его лучше, чем следовало бы.
Я открываю рот, но Эллиот заговаривает первым:
– И как ей следует меня знать?
Имоджен смотрит мне прямо в глаза и кривит губы в жестокой усмешке:
– Не так близко, как она знала виконта.
Меня одновременно оглушают и тишина, и звон от отдающегося в голове эхом слова «виконт».
– Виконта? – переспрашивает миссис Астон, переводя взгляд с меня на Имоджен. – Мисс Бельфлёр знакома с виконтом?
Имоджен продолжает таращиться на меня.
– Иногда я задаюсь вопросом, многих ли она знала.
Внимание гостей приковывается ко мне, и я чувствую взгляды других людей, которые отсутствуют здесь, но не выходят из головы.
Эти ухмылки. Шутки.
Я хватаюсь за подлокотники стула, чтобы не упасть, но дыхание уже становится прерывистым, а комната начинает вращаться. «Ты в настоящем, здесь и сейчас», – пытаюсь я напомнить себе, но здесь и сейчас слишком неприятно, чтобы мне стало легче.
Якорем, не дающим мне рухнуть в пучину мысленного самоуничтожения, служит низкий рокочущий голос Эллиота:
– Мисс Коулман.
Я медленно поворачиваюсь и вижу, что он отстраняется от Имоджен, и взгляд его остер, как смертоносные кинжалы. Она смотрит ему в глаза, и ее улыбка блекнет.
Следующие слова он произносит неторопливо и холодно:
– Я правильно понимаю, что вы сделали замечание насчет моей домоправительницы?
Имоджен несколько раз моргает, ее щеки розовеют. Ее губы сжимаются в тонкую линию, а на лице читается презрение, когда она тычет вилкой в свою тарелку.
На стол завесой опускается тишина, и напряжение в воздухе такое плотное, что его можно резать ножом.
О нет. Плохо дело. Однако как бы сильно мне ни хотелось все исправить, я не могу подавить эмоции, вызванные Имоджен. Я все еще представляю осуждающие взгляды из прошлого, оскорбления, которые оставляли душевные раны.
Поднимаясь со стула со всей возможной грацией, я обращаюсь к гостям со слабой улыбкой:
– Прошу прощения, но я должна вас покинуть. Я плохо себя чувствую.
Гэвин встает со своего места.
– Могу я…
– Нет, – рявкаю я, но затем смягчаю свой тон. – Я больше не потревожу вас. Прошу, продолжайте без меня.
Я бросаюсь в другой конец комнаты и замечаю, что Эллиот смотрит на меня, нахмурив лоб.
– Джем… мисс Бельфлёр, – шепчет он и ерзает на стуле, будто собирается встать.
Я останавливаюсь и ловлю многозначительный взгляд Имоджен, брошенный ею на мать.
– Мистер Рочестер, – шепчу я, – я в порядке.
Он открывает рот, но я едва заметно качаю головой:
– Не надо. Пожалуйста.
И тут же мчусь прочь, чувствуя прожигающие взгляды тысяч глаз, даже когда запираюсь в комнате.
Глава XXIII
Я лежу в постели и читаю «Гувернантку и графа» и, пускай провожу за книгой практически час, едва ли прочитываю хотя бы страницу. Через абзац я мыслями уношусь в обеденный зал, вспоминаю жестокую ухмылку Имоджен и холодные слова Эллиота, сказанные в ответ на ее издевательства. И каждый раз, когда встречаю в книге задумчивого графа, я невольно наделяю его внешностью одного конкретного короля фейри.
С моего побега с ужина прошло два часа. И теперь, взяв себя в руки, я могу думать лишь о том, не поставила ли на ужине Эллиота крест, оставив его наедине с гостями. С другой стороны, по-моему, все пошло наперекосяк именно из-за меня. Или из-за того, что Эллиот защищал меня. Я ценю попытку короля заступиться за меня, но ему не стоило этого делать. Он должен был делать все, что в его силах, чтобы угодить Имоджен. И мне остается надеяться, что он высидел на ужине до конца, не попав в ловушку неудобных вопросов.
Еще час я стараюсь пялиться в книгу, но безуспешно, и потому со стоном откидываю одеяло. Потирая озябшие руки, подхожу к окну и прислоняюсь плечом к раме. В саду тихо, нет никакого движения, если не считать летящего с небо кружащегося снега; изящные снежинки облачают ночь в безмолвие. Внезапно разум обретает покой, а пульс выравнивается. Умиротворяющие горы творят надо мной свою магию. В душу закрадывается тоска, желание вдохнуть этот лесной воздух.
Я бросаю взгляд на часы на туалетном столике, их стрелки сообщают, что почти полночь. Несомненно, гости уже уехали. Я вновь поворачиваюсь к окну, и тоска призывает меня с удвоенной силой.
Не раздумывая ни секунды, натягиваю колготки и ботинки, затем поверх ночной рубашки накидываю теплый плащ. Шляпу надеваю последней и выбегаю из комнаты быстрее, чем успеваю одуматься.
Я крадусь по этажам, минуя пустынные и молчаливые комнаты поместья. Внизу никаких признаков гостей, не видно ни наемных слуг, ни обитателей. Вздыхаю с облегчением и продолжаю свой путь в заднюю часть поместья, к дверям, ведущим в сад. Очутившись снаружи, встречаю прохладный ночной воздух. Никогда еще это ощущение не было таким желанным. Прежде я жаждала тепла и солнечного света, но снежная ночь дарит похожее ощущение умиротворения, поэтому на этот раз я не возражаю против холода.
Иду по садовой дорожке, освобождая разум от навязчивых мыслей, и сосредоточиваюсь на едва уловимом стуке падающих хлопьев и хрусте снега под ботинками. Через некоторое время до моих ушей доносится еще один звук – шагов, причем не моих.
Я оборачиваюсь и на тропе чуть поодаль замечаю Эллиота. Воздух из его легких вырывается белыми клубами, а снежинки покрывают его голову. Волосы больше не причесаны и не уложены, как перед ужином, а хаотично обрамляют его лицо – однако по какой-то неведомой причине король кажется еще более привлекательным, эдаким озорным парнем. Руки он убрал в карманы длинного шерстяного пальто темно-зеленого цвета. Под ним вижу намек на брюки и расстегнутую льняную рубашку, но ни жилета, ни галстука нет. Интересно, он тоже встал с постели, чтобы выйти прогуляться?
Он молча и неторопливо преодолевает расстояние между нами, и я понимаю, что он не снял протез. Остановившись в нескольких шагах от меня, он одаривает меня натянутой улыбкой. На его лице мелькает непонятное выражение. Беспокойство? Усталость?
Наконец он заговаривает:
– Прости.
Его слова нарушают мой покой, служа напоминанием об ужасном ужине. Я вздыхаю:
– Ты не виноват. Просто… Имоджен есть Имоджен.
– Я не об этом, – произносит он низким рокочущим голосом. Затем меняет позу, и на его лицо опускается тень. – Я о… том, что было раньше. О деньгах и моем хранилище.
