Незаметно для себя я свободной рукой скольжу от верхней части его плеча к задней части шеи и останавливаюсь, только когда добираюсь до затылка. Он нежно зарывается щекой в мои волосы, и его теплое дыхание касается моего уха. Эллиот притягивает меня ближе, рукой блуждая по моей спине, пока кончики пальцев не дотрагиваются до обнаженной кожи. От ощущения прикосновения его теплой кожи к моей мой пульс учащается. Не могу перестать задаваться вопросом, насколько теплее было бы, если бы он касался моей спины не только пальцами, а водил по ней всей рукой. И не только по спине. Везде.
Он делает глубокий вдох, и когда говорит, то его низкий голос пробирает меня до костей:
– Почему от тебя всегда пахнет горным воздухом и снегом? Как от того, что я люблю.
Любовь. Это слово заставляет мое сердце трепетать, и я сжимаю его шею пальцами.
Слегка отстраняюсь и встречаюсь с ним взглядом. Нежность в его взгляде снова заставляет мое сердце колотиться, но вместе с тем приходит внезапное смущение. Теперь я прекрасно осознаю – и его присутствие, и то, как мы близки, и что я делаю. Я понимаю, чем бы хотела с ним заниматься и как сильно жажду от него большего. И от этого напрягается каждый дюйм моего тела. Он берет паузу, выдерживает мой пристальный взгляд, и в его глазах плещется беспокойство. Он размыкает губы, словно собирается заговорить. Но прежде чем он успевает издать хоть звук, я вырываюсь из его объятия, отступаю на шаг и собираю остатки самообладания.
– Я достаточно тебе потакала, – выпаливаю я, стараясь сделать так, чтобы голос звучал ровно. – Пришло время поговорить о том, что будет дальше.
Он словно хочет поспорить, но потом закрывает глаза. Кивая, он покорно вздыхает и направляется к одному из кресел. Опускаясь в одно из них, он жестом приглашает меня присоединиться.
Я отказываюсь. Вместо этого упираю руки в талию и останавливаюсь от него в нескольких шагах. Расстояние кажется слишком большим, но так необходимо. Я не могу себе доверять, когда он настолько близко.
Похоже, это его беспокоит, его глаза выражают беспокойство, лицо бледнеет.
– В чем дело?
Защищая свое сердце от слов, которые я должна произнести, я рассказываю ему все.
Глава XXXV
К тому времени, как я заканчиваю говорить, выражение лица Эллиота становится убийственным.
– Жениться на ней, – цедит он сквозь зубы. – Я должен… жениться на ней?
– Да, – признаю я, заставляя себя сохранять самообладание.
Он встречается со мной взглядом и сжимает руки в кулаки.
– Разрабатывая этот план, ты ни разу не упоминала, что мне придется жениться на этой девушке. Ты уверяла, что она снимет проклятие, и мне больше не придется ее видеть.
– Я правда в это верила. – Мне хочется показать, что я раскаиваюсь, но в голосе лишь пустота, как и в душе.
– Ты знаешь, что это значит? Она хочет, чтобы я дал клятву, которая не позволит ее бросить. Если я это сделаю, то заключу брак не просто на бумаге. Фейри связаны обещаниями, которые дают. Я буду привязан к этому человеку всю жизнь.
От того, как он выделяет слово «человек», во мне вспыхивает раздражение, прогоняющее апатию. Я скрещиваю руки на груди и отставляю бедро.
– Прости. Я знаю, брак с человеком – это последнее, чего ты хотел.
– Жениться на ней – вот последнее, чего я хотел! Ты сама это знаешь… ты же это и организовала.
Я вскидываю руки в воздух.
– Что мне еще сделать, Эллиот? Если бы я могла осуществить наш план любым другим способом, я бы так и поступила, но у тебя мало времени. Я сделала все, что могла. На меньшее она не согласится, что бы я ни говорила.
Он отводит взгляд, проводит рукой по лицу и откидывается на спинку стула. Его гнев испаряется, и плечи опускаются.
– Ты права. Ты не виновата.
Я заламываю руки, а потом упираю их в бока.
– Так… ты женишься на ней? – У меня сводит желудок, сердце сжимается и вопит.
Он смотрит на меня, и в его глазах боль:
– Думаешь, стоит?
– Думаю, ты должен сделать все, чтобы разрушить проклятие, Эллиот. Это лучший шанс, и другого, вероятно, не будет. Если, конечно, ты сам его не снимешь, но ты уже говорил, что не сделаешь этого.
Он отводит глаза и неловко ерзает в кресле.
– И тебя это устраивает? – Вопрос задан настолько тихо, что мне требуется мгновение, чтобы его понять.
– А почему не должно?
Он снова глядит мне в глаза, открывает рот, но тут же его закрывает.
– Не знаю. Я не знаю, что думать. – Тряхнув волосами, он поднимается и собирается уходить.
Я следую за ним, голова идет кругом.
– Эллиот, почему меня должно что-то не устраивать? Ты сам этого хотел. Ради этого работал.
Он набрасывается на меня:
– Ну уж нет. Если нужно жениться на этой девчонке, я не согласен.
– Раньше ты был в таком отчаянии, что собирался силой и обманом заставить любого снять твое проклятие. Теперь ты нашел того, кто готов это сделать. Да, она принуждает тебя к ответу, но почему тебя это останавливает? Да и наверняка ты придумаешь коварный план, как обойти брачные клятвы.
– Нет. Я не могу этого сделать.
– Почему?
– Потому что это похоже на предательство.
– И кого же ты предаешь?
– Мое сердце. – Его слова повисают в воздухе, вынуждая меня замолчать. В его глазах мольба. – Как ты не видишь, Джемма?
Мое тело дрожит, в горле встает ком.
– Не вижу что?
– Как ты не видишь, что делаешь со мной? Заставляешь меня чувствовать то же, что и книги. То, чего мне не приходилось чувствовать в облике волка. И что я начал чувствовать только при встрече с тобой. – Взгляд, полный отчаянной тоски, не вяжется с гримасой, искажающей его лицо.
– Я не понимаю. Что ты сейчас чувствуешь такого, чего не мог чувствовать раньше?
Он вздыхает.
– Неблагие фейри не испытывают таких эмоций, как благие. Я говорил тебе, у большинства неблагих есть страсти и инстинкты, а не глубокие чувства.
Я киваю, вспоминая наш последний разговор в библиотеке.
– Когда меня вынудили принять благую форму, я впервые начал испытывать эмоции. Ужасные эмоции. Чувство вины и сожаление. Я прежде убивал людей из чувства мести, но начал чувствовать не триумф, а горечь. Вот почему я ненавидел это человеческое тело, почему пытался наказать его и лишить комфорта. Почему я считал себя мерзким и уродливым. Когда ты вошла в мою жизнь, боль только усилилась, и чем лучше я тебя узнавал, тем сильнее она становилась.