– Из-за своей глупой ошибки я не закончил работу.
– Раскаяние – это корень зла. Источник всех бед. Оно ведет ко всем видам несчастий. Если это именно то, что ты чувствуешь, то, даже если ты отойдешь от дел, твоя боль, возможно, никогда не утихнет.
– Понятно, – Кит наклоняет голову и смотрит на Танаку тяжелым взглядом. Тот едва достает ему до подбородка. – Что же я должен сделать?
– Сразись с ним. Сравняй счет.
По мнению Кита, это звучит немного комично. Но он хочет понять, как это будет звучать, если это произнесет он сам, и повторяет: «Сравняй счет». Когда он произносит эти слова, то ощущает, будто некая сила, сдавливавшая его голову изнутри, покидает ее через макушку. Как легкое дуновение ветра.
– Так значит, нужно сравнять счет?
* * *
– На-ка вот, попробуй.
Голос беззубого человечка возвращает Кита в реальность.
Он несколько раз моргает. Перед ним, как и раньше, стоят трое бездомных. Танака выглядит так же, как он выглядел с самого начала: истощенный человек, мрачный и болезненный. Нет даже слабого проблеска образа просветленного психиатра. Просто грязноватый, нездоровый нищий. «Да был ли весь этот разговор? Может быть, я просто его вообразил?» – Сомнения охватывают Кита, подобно туго обвитым вокруг его тела цепям.
Маленький человечек с отсутствующими зубами дотрагивается палочками до варева в кастрюльке.
– Давай-давай, поешь.
Кит наклоняется, чтобы посмотреть, и видит, что это какая-то рыба. Должно быть, они поймали ее в парковом пруду.
– Это ведь ты сделал, ты же? – Голос беззубого звучит взволнованно. – Я прочел об этом в утренней газете, – он указывает на пламя под кастрюлькой. Должно быть, газета была использована в качестве растопки. – Прошлой ночью была убита целая семья в Мито.
– И что?
– Это же был ты, ну? Ты добрался до него ради нас?
Кит искренне не понимает, о чем тот говорит.
– Этот мальчишка, сынок из той семьи, который поджег одного из наших друзей. Все бездомные об этом знают. Теперь он мертв. И некоторые из нас… ну, мы думали, что, может быть, ты это сделал. Это же так? Это был ты?
– Ты ошибаешься.
– Да нет, это точно был ты. Ты же на нашей стороне, ведь так? Я же… ну, то есть, это же так, да? – Мужчина почти умоляет его, как кетчер бейсбольной команды, упрашивающий судью пересмотреть счет.
– Я выполняю только ту работу, на которую меня нанимают. Пока кто-то не попросит, а я не соглашусь, я не работаю.
Сказав это, Кит отворачивается и уходит от них. Все трое бормочут свои сбивчивые «до свидания». Он возвращается к своему жилищу, то есть к своей картонке и куску полиэтилена. Машет правой рукой, как будто отгоняет комаров, но в действительности пытается изгнать духов умерших, которые и теперь, кажется, вьются вокруг него.
На его телефоне входящий вызов.
«Сравняй счет». Слова продолжают звенеть у него в ушах. «Сравняй счет, а потом уйди на покой. Звучит неплохо. Сравняй счет. Расплатись по всем долгам. Уладь все свои дела».
Кит оглядывается через плечо на троих мужчин, но обнаруживает, что они исчезли. Он чувствует укол страха. «Это и вправду была какая-то странная галлюцинация». Но кастрюлька все еще там, над ней поднимается пар.
Возможно, они просто ушли за водой.
Он отвечает на телефон и слышит Кадзи, чей голос звучит почти неестественно жизнерадостно.
Цикада
Покинув квартиру Иваниси, Цикада идет вдоль реки к станции, возле которой крадет на парковке приглянувшийся ему велосипед. Дождь почти прекратился. Он седлает велосипед и крутит педали. Останавливается у круглосуточного супермаркета, чтобы купить продукты, и отправляется к себе домой. Это старое здание с узкими неприметными воротами. Оно выглядит, как брусок застывшего желе конняку
[17], поставленный на торец.
Цикада доходит до квартиры, расположенной в самом дальнем конце коридора на втором этаже, достает ключ из тайника за газовым счетчиком и отпирает дверь. Его жилище состоит из двух комнат, каждая площадью шесть татами
[18], с деревянным полом. В комнате на восточной стороне стоит одноместная кровать и шкаф, набитый CD-дисками, который занимает большую часть пространства. Квадратные часы, установленные на шкафу ровно посередине, показывают одиннадцать часов утра.
Цикада заходит в кухню и засыпает только что купленных устриц
[19]в миску с водой, чтобы смыть с них песок. Они останутся там до обеда.
Глядя в наполненную водой миску, он видит пузырьки воздуха, поднимающиеся к поверхности, где они беззвучно лопаются один за другим. Это дыхание устриц. Они тихо приоткрывают створки своих раковин и дышат. Это восхищает Цикаду, захватывает все его помыслы. «Они живые. Это и впрямь что-то удивительное…»
Время, которое он проводит за мытьем устриц от песка и наблюдением за ними, – самые счастливые минуты его жизни. Он не знает, интересует ли это других людей так же, как его, значит ли для них что-нибудь, но Цикада чувствует себя так спокойно, когда видит, как дышат устрицы… На него снисходит гармония.
«И люди тоже… – думает он уже не в первый раз. – Если б можно было увидеть, как дышат люди, как они выдыхают пузырьки воздуха или клубы дыма, то, может статься, можно было бы лучше понять, что они действительно живые. Если б все люди, которые ходят вокруг, выдыхали крошечные пузырьки, как эти устрицы, было бы намного труднее причинить им вред. Да, это точно было бы труднее… Но все же, несмотря ни на что, я ем устриц».
Некоторое время Цикада продолжает стоять и пристально смотреть, зачарованный мирной жизнью устриц, такой очевидной и неоспоримой. «Я собираюсь убить их и съесть на обед», – думает он. Для него это очень важно. Можно сказать, это имеет для него критическое значение. Он чувствует, что люди должны отдавать себе больше отчета в том, что они выживают, лишь убивая и поедая других живых существ.
Из комнаты доносится механическая мелодия рингтона его телефона, и он отправляется туда, чтобы взять его из кармана своей замшевой куртки, висящей на вешалке. Ему может звонить только один человек.
