– Очень нужна мне твоя гордость…
Судзуки
Седан Асагао едет мягко, как будто плывет по течению спокойной реки. Фары рассеивают темноту вечерней дороги. Судзуки потирает друг о друга затекшие запястья, глядя на связывавшие его ремни, теперь лежащие у него на коленях. Они сделаны из черной кожи и застегиваются на пряжки. «Серьезное приспособление». Он пытается тянуть и перекручивать их, но они никак не рвутся.
Судзуки поворачивается к водительскому сиденью и смотрит на бесстрастное лицо Асагао. Ему кажется удивительным, что этот человек, вокруг которого разгорелось адское пламя, грозящее сжечь дотла весь город, сохраняет спокойствие и выражение его лица нисколько не поменялось.
– Асагао-сан, – наконец говорит он, когда они останавливаются на перекрестке.
– Что?
– Как ты узнал, где я?
– В смысле?
– Как ты узнал, что я лежу связанный в этом кроссовере? Дверь же была заперта.
– Я проследил за тобой.
– Проследил?
– Когда я высадил тебя неподалеку от станции «Синагава», у меня возникло чувство, что я должен за тобой последовать.
– Ты проследил до самого кафе?
– Да. Я нашел парковку и следил за кафе снаружи.
– Это потому, что я… показался тебе подозрительным?
Если б Асагао действительно думал, что Судзуки – частный учитель, он, вероятно, не стал бы за ним следить.
– А ты сам не думал о том, что ты подозрительный? – мягко говорит Асагао. В его тоне нет никакого намека на строгий допрос или осуждение. – Агент репетиторской компании не стал бы вести себя так нагло.
– Торговые агенты не смогли бы выполнять свою работу, если б не были наглыми, – упрямо отвечает Судзуки, хотя это не тянет ни на возражение, ни на оправдание. Затем он выдыхает: – Когда ты понял?
– Когда ты пришел.
Плечи Судзуки разочарованно опускаются. Он с самого начала подозревал, что Асагао видит его насквозь, но теперь, слыша его спокойные слова, окончательно падает духом. Наверное, так мог бы чувствовать себя вышедший на сцену фокусник, который только начинает свое представление, и вдруг до него доносится крик из зрительного зала: «Я знаю, как ты это делаешь!»
– С того времени, как я впервые встретился с Кентаро?
– С самого начала.
У Судзуки такое ощущение, что Асагао имеет в виду самое начало, то есть тот момент, когда Судзуки появился на свет.
– А Кентаро и остальные тоже догадались?
– Они тоже поняли это с самого начала.
– Это было так очевидно? Прямо с самой первой минуты?
– Вот почему я последовал за тобой. Я видел двоих мужчин, которые выносили тебя из кафе. Ты был без сознания, как будто смертельно пьян. Они подсыпали тебе наркотики? Затем они засунули тебя в фургон, припаркованный неподалеку от кольцевого перекрестка. Эти люди не были похожи на добропорядочных граждан. Как бы сказать, было понятно, что они…
– Вне закона?
– Да. – Асагао кивает, убирает ногу с педали тормоза, и машина ускоряется, проехав перекресток. – Именно. То, что они делали, не выглядело законным.
«Но разве ты сам не занимаешься тем, что вне закона?»
– Я был обеспокоен, поэтому поехал за их машиной. Они привели меня к зданию, которое выглядело подозрительным, и находилось оно в скрытом от посторонних глаз месте. Я припарковал машину на некотором расстоянии и прошел остаток пути пешком. Увидел припаркованный кроссовер, а когда заглянул внутрь, то обнаружил тебя.
– Мне пришлось столкнуться с ужасными вещами.
Асагао бросает взгляд на лежащие на коленях Судзуки ремни.
– Кто это с тобой сделал?
– Ты когда-нибудь слышал о компании под названием «Фройляйн»? На немецком это слово означает «барышня».
– Я должен был о них слышать?
– Думаю, что да, – Судзуки собирается с мыслями. Больше нет нужды во вранье и театральных представлениях. Солдаты его храбрости вновь выстроились в его груди в боевой порядок. «Ну давай, сосредоточься. Сделай это прямо сейчас. Спроси его». – Потому что ты убил сына Тэрахары, Асагаосан.
– Я?
– Да. Ты.
– Забавно. – Выражение его лица такое же, как обычно. Он не выглядит так, будто находит это забавным. – И как я убил этого человека?
– Ты толкнул его.
Асагао никак не реагирует.
– Ты ведь толкнул его, верно? Он стоял на углу на перекрестке, и ты толкнул его в спину.
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Ты – Толкатель. Это твоя специализация. Ты толкаешь людей. И они погибают. Я хочу сказать, что я сам это видел. Своими собственными глазами.
– Ты видел?
– Я видел, как ты толкнул его.
Судзуки ждет возражений, но вопреки логике он их не слышит. Асагао несколько секунд хранит молчание. Пауза затягивается, уже значительно превышая время, которое он мог бы раздумывать над ответом, пока наконец Асагао не произносит:
– Ты ничего не видел.
– Что?
– Я уверен, что ты не видел, чтобы я что-то делал.
Этот ответ сбивает Судзуки с толку. Он воспроизводит в памяти тот момент.
– Ну, сейчас, когда ты это сказал, я думаю, что не видел, чтобы ты его, собственно, толкнул. Но я видел, как ты уходишь с места происшествия. В этом я убежден.
– Разве уход с места происшествия делает меня преступником?
Довольно очевидно, что это всего лишь уловка. Судя по тому, как Асагао отказывается что-либо подтверждать или опровергать, как он отвечает на вопросы другими вопросами и водит разговор по кругу, он просто развлекается.
– Куда мы сейчас едем? – Судзуки смотрит на улицу через ветровое стекло. Они уже давно проехали район Синагава и, должно быть, объехали межпрефектурную магистраль, поскольку движутся сейчас по узкой односторонней улице. Она освещена регулярно расставленными фонарями, однако на ней все равно сохраняется ощущение почти непроглядной темноты.
– В Нэтодзава, – коротко отвечает Асагао. – Я еду домой. Хочешь поехать со мной?
– Да. Но я не уверен, что в твоем доме безопасно.
Видение будущего вновь возникает перед внутренним взором Судзуки. Ужасная сцена, которую он представил, когда они ели пасту, – всего несколько часов тому назад.
Черные как смоль иностранные машины на большой скорости въезжают в Нэтодзава-парктаун, из них выбегают сотрудники «Фройляйн» и врываются в дом; Кентаро и Кодзиро прячутся под столом, Сумирэ, бледная от ужаса, направленные на нее стволы пистолетов. А затем другая сцена: мальчики на полу тускло освещенного склада, кричащая Сумирэ. Они прижимаются к ней, ища у нее защиты. В следующее мгновение ее лицо превращается в лицо его жены. Судзуки не знает, почему его жена там появилась, но этот последний образ – как удар ножа в его сердце.
