Несколько месяцев Судзуки провел, томясь в плену своих мрачных воспоминаний.
«Что тебя так печалит?» – слышал он периодически в своей голове ее упреки, но не мог найти в себе энергии, чтобы выйти из этого состояния. Целыми днями просиживал взаперти в своей квартире, думая о том, не может ли его тело покрыться плесенью из-за влажных испарений, исходящих от татами.
Совсем недавно Судзуки смог наконец стряхнуть с себя это душевное оцепенение и вернуть себе решимость благодаря одному случайному событию.
Однажды он включил телевизор, по которому показывали целую стаю собак, собравшихся вокруг мисок с едой и поглощавших пищу. Они сосредоточенно чавкали своей собачьей едой, и в их поведении не было ни капли притворства. Это зрелище каким-то образом сдвинуло что-то в его душе с мертвой точки.
Вдруг заторопившись, Судзуки вышел из дома, чтобы купить журнал со списками вакансий, и принялся подыскивать себе новую работу. «Я должен работать», – твердо решил он. Собаки, самозабвенно поедавшие свой обед, были очень милыми, но во всем этом было кое-что еще – упрямая, абсурдная воля к жизни, которая заставила его отчетливо почувствовать, что он тоже должен жить.
Судзуки нашел работу учителем на подготовительных курсах к экзаменам в университет. Это была временная работа по договору, и от самого их рекламного объявления по набору сотрудников исходило ощущение некоторой ненадежности, но он не возражал. Курсы находились на тихой улочке неподалеку от станции «Синдзюку».
За день до выхода на работу Судзуки поехал на синкансэне в Хиросиму. У него было чувство, что он должен начать эту новую главу своей жизни, позавтракав в викинг-ресторане отеля, где он впервые повстречал свою жену. Чтобы привести себя в необходимое состояние души, Судзуки решил устроить ритуальный завтрак, а затем вернуться вечером в Токио уже учителем подготовительных курсов.
Чтобы быть готовым к завтраку, накануне он с полудня ничего не ел. Сопротивлялся чувству голода, перебирая в голове воспоминания о своей умершей жене, а также впервые за многие годы посетив Мемориал мира в Хиросиме – купол Генбаку.
Теперь, сидя перед тарелкой, полной еды, Судзуки неторопливо пережевывает пищу, наслаждаясь ее вкусом, и сосредоточенно глотает.
– Выглядит так, будто ты бросил себе вызов. – Теперь, кажется, пожилой человек искренне впечатлен.
– Я перевариваю, – отвечает Судзуки с набитым омлетом ртом.
– Полагаю, что переваривание начнется, когда ты закончишь есть.
– Я перевариваю все, что предлагает мне жизнь. – Он наконец решил принять то, что его жена безвозвратно от него ушла, – переварить это. – Я хочу быть живым.
– Гм… что ты под этим подразумеваешь?
– Я много об этом думал. О многих вещах. И пришел к выводу, что мучительно жить – жить так, будто ты уже умер, – неправильно.
– А ты женат?
– И если я собираюсь жить, то я должен много есть, верно? Так что я и собираюсь много есть.
Положить в рот порцию, разжевать, проглотить. Повторить это снова. Он не собирается проигрывать, признав, что давно уже сыт.
«Если я собираюсь жить, я должен есть». Судзуки хочет произнести это вслух, но его рот набит едой. У него ощущение, будто его погибшая жена сидит за столом напротив него. Перед ней тоже стоит доверху наполненная разной едой тарелка – та самая, на которую он в шутку указал ей в их первую встречу. Жена выглядит немного бледной и держится за живот. «Я не могу все это съесть», – стонет она.
«Я съем все это за тебя, я буду жить за тебя, – с воодушевлением обещает Судзуки. – Просто посмотри. Я буду жить так, как будто я действительно живой».
– Что ж, это, конечно, превосходно, – с сочувствием говорит пожилой мужчина, выражение его лица теплеет. – Но, знаешь, если ты продолжишь в том же духе, то долго не проживешь.
* * *
В тот же день после полудня, проехав на синкансэне обратно до станции «Токио», Судзуки стоит на платформе, чтобы сесть на другой поезд. Приближается время часа пик, и вокруг него толпится множество людей. Старики с согнутыми спинами, молодые парни и девушки с крашеными волосами. Все они выглядят хмурыми, стоя там со своими сумками и глядя себе под ноги. Платформа усеяна пятнами голубиного помета – как будто забрызгана белой краской.
Сейчас вторая декада июля, почти самая середина лета. Его шея отчаянно потеет в том месте, где ее касается воротник застегнутой на все пуговицы рубашки. Станция тонет в сияющих лучах заходящего солнца, которые отражаются от стеклянных панелей на здании стоящего напротив станции офиса электрической компании.
Судзуки смотрит на железнодорожные пути. Напротив него – платформа для поездов, отправляющихся из центра города. На ней тоже выстроились люди.
Он смотрит налево вдоль путей, но поезд все никак не приедет. Судзуки поворачивает голову направо и принимается неторопливо рассматривать людей на противоположной платформе, как вдруг…
Прямо напротив него там стоят двое маленьких мальчиков. На них одинаковые футболки разных цветов и шорты, которые придают им беззаботный и милый вид.
Они, похоже, тоже заметили Судзуки. Тот, который повыше, показывает на него пальцем. Это Кентаро. Мальчик пониже, похожий на его младшего брата, который стоит рядом с ним, улыбается. Кодзиро.
На лице Судзуки сама собой появляется ответная улыбка, и в то же время он чувствует, как тугой узел в его груди начинает развязываться.
– Это они, – неожиданно для самого себя тихо произносит он вслух. – Все-таки мы встретились.
Сумирэ нигде не видно, Асагао тоже. Вместо них позади мальчиков стоит мужчина в очках, которого Судзуки никогда не видел. «У них какая-то новая работа», – догадывается он. Новая роль, которую им предстоит сыграть в их актерской жизни.
Кодзиро держит под мышкой большой альбом. Должно быть, это тот самый альбом для наклеек с насекомыми. «Это действительно его сокровище – по крайней мере, это не было ложью».
Он хочет прокричать: «Я потерял наклейку, которую ты мне подарил!» – но в этот самый момент над станцией разносится объявление. Приглушенный голос сообщает собравшимся пассажирам, что скоро через станцию будет проезжать поезд, на который нет посадки.
Судзуки улыбается и смотрит на Кентаро и Кодзиро. Он вдруг перестает понимать, что ему следует делать. Мальчики тоже просто стоят там и улыбаются. Он поднимает правую руку, чтобы помахать им, как раз в тот самый момент, когда с левой стороны на большой скорости вылетает поезд и мчится по путям мимо противоположной платформы. Он ревет и грохочет, подобно реке, прорвавшей плотину. Яростный поток несется мимо, полностью закрывая обзор.
Поезд все едет и едет, и Судзуки начинает немного беспокоиться. Он боится, что к тому времени как поезд проедет мимо платформы, мальчики уже исчезнут.
Поезд наконец заканчивается, однако в ту же секунду справа появляется другой и мчится уже мимо Судзуки. Он загораживает ему вид, грохоча, подобно шторму.
