Грязная болтовня, думала она, дебильная и бессвязная псевдофилософия, предназначенная для того, чтобы облечь собственную гнусность в умные слова. ПОРОЧНАЯ ШАЙКА! Лусия дрожащей рукой переворачивала страницы, а в желудке так жгло, будто она съела спагетти болоньезе с испорченным мясом. И понимала, что, окажись сейчас перед ней Болкан, она достала бы оружие.
День Всех Святых, 2003. Интернет – чудесное изобретение. Такие как мы могут наконец найти друг друга, познакомиться и понять, что мы не одни, что на самом деле нас тысячи. Нас легион. Ясно, что с годами интернет станет триумфом, пришествием всего, что на нашей планете считается безумным, выродившимся, преступным и фанатичным. Те, кто изобрел Всемирную паутину, открыли самый большой ящик Пандоры за всю историю человечества. Нескончаемый ураган безумий, преступлений, унижений, ужаса и крови сметет все на своем пути. И мы сметем останки старого мира, старой цивилизации, старой морали, чтобы отпраздновать триумф Зла, РАДОСТНЫЙ АПОКАЛИПСИС…
Этот Болкан – полный псих, урод. Но он не один такой… Прежде всего, весь этот бред свидетельствует о том, что исчезновение здешних детей не насытило их жажду гнусностей. Скорее всего, их уже свозят из других районов Испании, а может быть, и из-за границы. И этот богом забытый угол – идеальное место для содержания похищенных детей.
И для…
На этот раз Лусия не выдержала.
Добежав до туалета и согнувшись пополам, она извергла в унитаз горькие сгустки желчи. Пищевод жгло, желудок сокращался с болью. Она долго не могла отдышаться, по лбу катился пот… Наконец, вытерев нос и губы гигиенической салфеткой и спустив воду, вышла из туалета и заметила, что пальцы, порезанные разбитым стеклом, сильно кровоточат, и кровь капает с них на пол.
На кухне, с другой стороны зала, слева от камина, Лусия сняла перчатку и сунула руку под струю холодной воды. Потом натянула другую перчатку, а порванную положила в карман. Слава богу, порвалась она не на кончиках пальцев, а значит, отпечатков не осталось.
Лусия вернулась в зал, взяла дневник и открыла страницу наугад:
Наши ритуалы превосходят садизмом и жестокостью все, что только можно себе представить. Деяния жизни и деяния смерти уносят нас к пределам, которые сообщество смертных не в силах ни понять, ни постичь. Мы жестоки, мы свирепы, мы фатальны, мы прекрасны, мы всемогущи. Я сказал бы, что мы как Бог, если б мы не были так далеки от него, а наши мерзкие деяния не были бы плевком в его смиренное лицо. Наша вседозволенность порождает здесь несоразмерную, невероятную реальность: священное место, где происходят наши языческие праздники и где смешиваются сперма, пот, слезы и кровь.
Она с треском захлопнула дневник. Ее снова затошнило от отвращения. Ярость и ненависть опьяняли ее.
Вернувшись в коридор, Лусия засняла все фотографии на телефон. Она найдет каждого из этих недочеловеков и заставит их заплатить за преступления.
Телефон завибрировал. Это был Саломон:
– Ты что творишь?
Связь вдруг наладилась. Может быть, это зависело от места, где она находилась.
– Боже мой, Саломон, это ужасно…
– Что ты там нашла?
– Расскажу, когда закончу.
– Лусия, ты должна выйти из дома немедленно! Прошел уже почти целый час!
– Я была занята. Мне приходилось и дольше застревать.
– Ради всего святого, Лусия, выходи оттуда! Они могут вернуться с минуты на минуту!
– Еще пять минут – и я закончу.
Она в третий раз отсоединилась. Саломон прав. Она зашла слишком далеко, подвергая и себя, и его большой опасности. К тому же все, что она нашла, в любом случае не будет иметь веса в суде, учитывая, каким образом она это добыла.
Но тут ей удалось попасть в яблочко. И у нее не было ни малейшего желания останавливаться на полпути.
Лусия снова спустилась в колодец, хотя от отвращения у нее кожа пошла пупырышками, и отсняла на телефон целую обойму кадров дортуара, стараясь не дрожать.
Потом снова закрыла засов, быстро полезла вверх по перекладинам и остановилась на середине. Ей показалось или действительно раздался какой-то звук? Она прислушалась. Ничего. В этих старых домах всегда что-нибудь поскрипывает.
По трапу Лусия вылезла в шкаф, задвинула дно и отправилась в зал, к книжному шкафу. Сложила книги, как было. Дневник она забрала… Ей нужно было любым способом добиться разрешения на обыск. В этом случае она потихоньку засунет дневник за книги, пока никто не видит. Оставить же его здесь рискованно: его могут просто уничтожить. Потом она анонимно отправит все фото капитану Бустаманте с адресом, где они были отсняты, и с надписью «педофилы».
Лусия посмотрела на часы. Пора сматываться, дорогуша…
Но надо было сделать еще кое-что. Она вернулась в кухню, намочила тряпку и, став на колени, принялась методично стирать с пола капли крови. Этого, конечно, будет недостаточно, если Гражданская гвардия начнет осматривать пол прибором вроде «Блю стар», но вряд ли они вообще станут его осматривать: это же не место преступления.
В самом деле? А что же это, по-твоему?
После этого Лусия вышла в коридор, собрала все осколки стекла, выбросила их в туалет и спустила воду. Сделав последний обход – поторопись! – она наконец двинулась к выходу, спустилась по лестнице в прихожую и, выйдя в серый, снежный день, полной грудью вдохнула холодный воздух, где опять кружились снежные хлопья.
И вдруг застыла на месте…
Напротив, в амбаре, виднелась тень.
Она сощурилась. Это еще что такое? И вздрогнула: это был человек в инвалидном кресле…
Темный силуэт едва выделялся в полумраке метрах в десяти от Лусии. На секунду ее охватила паника.
А где же Анхель?
36
Понедельник, после полудня
Внимательно вглядываясь в амбар, Лусия достала из кобуры «Беретту» и, взяв ее обеими руками, приняла полагающуюся по уставу позицию.
Продолжая все так же внимательно контролировать обстановку, она уже в который раз задавала себе вопрос: «Куда делся Анхель?»
Если только оба не находились в доме с самого начала…
Было уже почти четыре часа дня, наступали сумерки, изменяя цвета и уменьшая контрастность.
Скрипя ботинками по снегу и щебенке, Лусия направилась к амбару, где виднелся неподвижный силуэт.
Сидя в своей инвалидной коляске, Сесар Болкан как будто поджидал ее, не делая ни одного движения.
Она подумала, что он, наверное, наблюдает за ней из темноты, как зверь в логове. Ни его лица, ни рук Лусия не различала. Только смутный черный силуэт: получеловек, полумашина, механический кентавр.
