Они не спешили прерывать это молчание. Фрукт дозрел… и был готов упасть… Иногда стоит потратить лишнее время, чтобы добиться своего.
С улицы раздался еще один раскат грома. На город лились потоки воды, прорезанные молниями.
– Вам следовало бы… – заговорила она наконец.
И вдруг осеклась: Гюэль поднял руку, останавливая ее.
– Слышите? – сказал он, улыбаясь. – Гром… в ноябре… И гораздо чаще, чем можно подумать. В отличие от летней непогоды, осенние и зимние грозы суть результат конфликта между холодными верхними слоями воздуха и более теплыми нижними.
Она очень хотела бы знать, куда клонит Альфредо Гюэль. А тот обвел всех, одного за другим, хитрым взглядом.
– Ладно, – сказал он все с той же надменной улыбкой. – Плюньте… я – тот, кого вы ищете. Это я – «Убийца с „Метаморфозами“».
55
Вечер четверга
– Ну как? – спросил Саломон, когда они вернулись в казарму Гражданской гвардии.
Вид у него был какой-то растерзанный, из-под брючного ремня опять торчал край рубашки.
– Он сознался, – ответила Лусия. – И у него в квартире нашли запас клея.
Криминолог посмотрел на них с неподдельным изумлением и глубоко вздохнул. Потом провел рукой по лицу.
– Черт побери! Это просто невероятно! Мне только что звонили декан факультета и ректор. Они хотят назначить на завтрашний вечер пресс-конференцию! Я им сказал, что у меня на это не хватит сил, – прибавил он, и голос у него зазвучал на октаву ниже. – Думаю, они и сами справятся.
Лусия напряглась.
– Пресс-конференция? А по какому поводу?
На лице Саломона отразилось замешательство. Снаружи послышался удар грома.
– Ну… по поводу успеха ДИМАСа. По всей видимости, новости распространяются достаточно быстро. И они уже готовы пересмотреть свои позиции. Теперь ДИМАС кажется им великолепным приобретением для университета… «Демонстрацией способа, которым этот университет сумел объединить традиционные знания с новейшими технологиями и который найдет конкретное применение во всех областях». И это не мои слова, это только что сказал ректор!
Она бросила на него осторожный взгляд.
– А есть какой-нибудь способ отменить пресс-конференцию?
Саломон вытаращил глаза.
– Лусия, я уже несколько лет бьюсь за эту программу и постоянно натыкаюсь на консерватизм и уклончивую позицию университета. И я не одинок: Алехандро и Асса тоже работали над программой, не забывай об этом. И вся группа. Кто-то должен об этом сказать.
– И где состоится эта пресс-конференция?
– В театре «Лицеум».
– Где?.. В театре?
– Кроме спектаклей, концертов и фильмов, там проходят и пресс-конференции университета, – защищался криминолог. – Это прекрасное помещение.
– В любом случае мы в этом участия принимать не станем, – рассерженно заявил Пенья. – Следствие еще не закончено. И вы не имеете права называть никаких имен, это понятно? Мы вовсе не собираемся подносить боеприпасы будущим адвокатам Гюэля! Я знал, что вовлекать в расследование посторонних – идея скверная, – заявил он, выразительно взглянув на Лусию.
Поморщившись, она запротестовала:
– Я тоже думаю, что пресс-конференция преждевременна.
– Никто не станет говорить об Альфредо, – увещевал всех Саломон. – Просто будет сказано, что у следствия есть подозреваемый, и будет продемонстрировано, каким образом ДИМАС установил связи между разными преступлениями. В любом случае информация уже просочилась в прессу… К тому же это путь к признанию и вашей работы…
Лусия догадалась, что профессор старается скрыть свой энтузиазм, чтобы не вызвать дальнейших протестов. И он сам, и его группа – вернее, то, что от нее осталось, – жаждут своей минуты славы. Несомненно, что и публика вскоре узнает о существовании ДИМАСа и группы криминологии на юридическом факультете Университета Саламанки. Почему бы и нет, если это поможет им пережить утрату и навсегда проститься с погибшими студентами?
– Ну хорошо, профессор, – сказал наконец Пенья, подходя к автомату с горячими напитками. – Я полагаю, что университет в любом случае обойдется без нашего согласия… Но я должен поговорить об этом со своим начальством. И ни Лусия, ни любой другой сотрудник ЦОП не примет участия в вашем маленьком моменте славы, договорились?
И он бросил в автомат монету.
Тут раздался удар грома такой силы, что задрожали стены и погас свет. Все оказались в темноте до тех пор, пока не включился аварийный генератор. Свет загорелся, но он был уже другой: слабый, с оранжевым оттенком, похожий на тусклый свет ночника. В этот ноябрьский вечер дождь хлестал по окнам, ветер завывал в узких улицах; над Саламанкой бушевала гроза.
Лусия хотела еще что-то сказать, но в кармане у нее зазвонил телефон.
– Хорошо, спасибо, – сказала она собеседнику в конце разговора.
Пенья вопросительно посмотрел на нее.
– Это Ариас, – сказала она. – У него новости.
* * *
Альфредо Гюэль снова замкнулся в молчании. Когда они вошли, он встретил их абсолютно равнодушным взглядом. Лусия подумала, что в этом тусклом свете комната похожа на старинный тюремный карцер, освещенный свечкой.
Она пододвинула стул и села, а Пенья остался стоять возле двери. В неверном свете аварийных лампочек обе их фигуры отражались в очках Гюэля, как в объективе «рыбий глаз». Лейтенант немного помолчала, вслушиваясь в шум дождя.
– Ты насильник, – сказал она, – но не «Убийца с „Метаморфозами“», как ты его называешь.
Лицо Гюэля дернулось.
Ну наконец-то она дождалась от него человеческой реакции. Броня была пробита. Лусия, не моргнув, выдержала его изумленный взгляд. И вбила гвоздь.
– Это не ты убил моего напарника. И те две супружеские пары – тоже не твоих рук дело.
Снаружи «конфликт воздушных масс» получил большую поддержку со стороны пучков молнии и оглушительного грома, обрушившихся на город.
– Ты хвастал тем, чего не делал.
Теперь на его лице отразилось раздражение.
– Это был я.
– Да ну? Тогда почему на тубах с клеем, найденных у тебя в квартире, нет твоих отпечатков?
В его глазах промелькнули озадаченность и замешательство. Это Лусия заметила точно.
– Потому что я их стер, – ответил он с большим опозданием.
Она наклонилась к нему, и на губах у нее заиграла жестокая улыбка.
– Почему же, скажи на милость, ты стер отпечатки, а тубы с клеем спрятал у себя? Почему вместо того, чтобы избавиться от них, засунул их в нишу за шкафом? Это не имело никакого смысла. Это кто-то другой стер все отпечатки и без твоего ведома принес к тебе в дом эти чертовы тубы. И стер он не твои отпечатки, а свои.
