Я замечаю, что Ник переменился в лице.
– Что это? Что это значит?
Ник кашляет. Он выглядит смущенным.
– Ну, это такой эвфемизм для оргазма.
– О… – Меня не так-то легко смутить, но я чувствую, как мои щеки запылали. Наступает долгое, неловкое молчание. – В любом случае, – говорю я, – тот, кто подкрался сегодня утром, забрал записную книжку. Значит, в ней что-то есть.
Мы идем по переулку. Я замечаю пару рваных плакатов, приклеенных к каким-то щитам, и медлю пару секунд, разглядывая их. На меня смотрят призрачные черно-белые лица. Мне не нужно знать французский, чтобы понимать, кто эти люди: пропавшие без вести.
– Слушай, – говорит Ник, поймав мой взгляд. – Наверное, это прозвучит цинично. Но каждый год пропадает множество людей. У них есть определенные… сложности. Есть мнение, что человек может пропасть по собственному желанию. Они ведь имеют право исчезнуть.
– Понятно. Но по-моему, совершенно очевидно, что с Беном произошло не это. – Я сомневаюсь, но потом решаю рискнуть и рассказать Нику о голосовой заметке.
На пару секунд повисает долгая пауза, очевидно, он переваривает услышанное.
– Тот человек, – произносит он. – Ты действительно слышала его голос?
– Нет. Я не думаю, что он что-то сказал. Говорил только Бен. – Какого черта? – Он был напуган. Я никогда не видела его таким. Мы же тоже должны об этом рассказать полиции, правда? Дадим им послушать.
– Да. Разумеется.
Мы идем в тишине еще пару минут, Ник задает темп. А потом внезапно он останавливается перед зданием: большим, современным и поразительно уродливым на фоне роскошных многоквартирных домов вокруг.
– Хорошо. Вот мы и пришли.
Я смотрю на здание перед нами. Над входом большими черными буквами написано «КОМИССАРИАТ ПОЛИЦИИ».
Я сглатываю, затем иду за Ником внутрь. Жду прямо за входной дверью, пока Ник не заговорит на беглом французском языке с парнем за стойкой регистрации.
Я пытаюсь представить, каково это – быть уверенным в себе, как Ник, каково это чувствовать, что у тебя есть право быть здесь. Слева от меня три человека в грязной одежде, в наручниках, лица измазаны чем-то похожим на сажу. Они кричат и дерутся с полицейским, который их держит. Протестующие? Мне кажется у меня с ними гораздо больше общего, чем с милым богатым мальчиком, который привел меня сюда. Я отшатываюсь, когда девять или десять парней в экипировке проносятся мимо, высыпают на улицу и набиваются в ожидающий фургон.
Парень за стойкой кивает Нику. Я вижу, как он хватается за телефон.
– Я попросил поговорить с кем-то посерьезнее, – сообщает Ник, подходя ко мне. – Так нас обязательно выслушают. Он как раз сейчас звонит.
– О, здорово, – радуюсь я. Хвала богу за Ника, за его беглый французский и за его уверенность мажора. Знаю, что если бы я пришла сюда, от меня бы снова отмахнулись – или, что хуже, арестовали бы до того, как я открыла рот.
Человек за стойкой встает и приглашает пройти в кабинет. Я стараюсь унять тревогу, меня пугает, что будет дальше. Он ведет нас по коридору в небольшой кабинет с табличкой на двери «Комиссар Бланшо», за столом сидит мужчина – на вид ему около пятидесяти лет. Он поднимает глаза. Короткие седые волосы, маленькие темные глаза. Он встает и пожимает Нику руку, затем поворачивается ко мне, окидывает взглядом и указывает рукой на два стула перед его столом.
– Asseyez vous
[48].
Этот парень и впрямь важная птица. Очевидно, Ник подсуетился. Хотя во внешности этого человека есть что-то неприятное. Не могу понять, что именно. Может, это его лицо, как у питбуля, а может, то, как он только что на меня посмотрел. Но это неважно, одергиваю я себя. Он и не должен мне нравиться. Все, что мне нужно от него, чтобы он хорошо выполнял свою работу и нашел моего брата. И я не настолько слепа, чтобы не понимать, что мой прошлый опыт наложил на меня отпечаток.
Ник начинает беседовать с Бланшо по-французски. У меня едва получается разобрать слова. Кажется, я уловила имя Бена, и несколько раз они бросают взгляды в мою сторону.
– Извини, – Ник поворачивается ко мне. – Я понимаю, что мы говорили довольно быстро. Я хотел рассказать все как можно обстоятельнее. Ты что-то поняла? Боюсь, он не очень хорошо говорит по-английски.
Я мотаю головой.
– Если бы ты говорил медленнее, ничего бы особо не изменилось.
– Не переживай, я все объясню. Описал ему всю ситуацию. И, по сути, мы сталкиваемся с тем, о чем я тебе говорил до этого: «правом на исчезновение». Но я пытаюсь убедить его, что это нечто посерьезнее. Что мы действительно тревожимся за Бена.
– Ты рассказал ему о записной книжке? – спрашиваю я. – А про то, что случилось прошлой ночью?
Ник кивает.
– Да, я обо всем упомянул.
– А что насчет голосового сообщения? – Я беру свой телефон. – Оно здесь, я могу его включить.
– Отличная идея. – Ник что-то говорит комиссару Бланшо, затем поворачивается ко мне и кивает. – Он говорит, что хотел бы это послушать.
Я передаю ему телефон. Мне не нравится, как этот парень выхватывает его у меня из рук. Он просто выполняет свою работу. Джесс. Держи себя в руках. Он проигрывает сообщение через какой-то динамик, и я снова слышу голос моего брата. «Какого черта?» А потом этот звук. Этот странный стон.
Я смотрю на Ника. Он побледнел. Похоже, у нас схожая реакция: это говорит о том, что мое чутье меня не подвело.
Бланшо выключает его и кивает Нику. Из-за того, что я не говорю по-французски, или потому что я женщина, или из-за того и другого, мне кажется, что я для него почти не существую.
Я толкаю Ника.
– Он обязан что-то сейчас предпринять, да?
Ник сглатывает, а затем, кажется, берет себя в руки. Он задает мужчине вопрос, потом поворачивается ко мне.
– Да. Это помогло. Это дает нам веские основания для расследования.
Краем глаза я вижу, что Бланшо наблюдает за нами обоими с непроницаемым выражением лица.
А потом внезапно все заканчивается, и они снова пожимают друг другу руки, и Ник произносит: merci, Commissaire Blanchot, и я тоже говорю merci, и я улыбаюсь, пытаясь не замечать беспокойства, которое, как я понимаю, связано не конкретно с этим человеком, а с тем, что он представляет. Затем нас выводят обратно в коридор, и дверь Бланшо закрывается.
– Как, по-твоему, все прошло? – спрашиваю я Ника, когда мы выходим из парадной двери. – Он воспринял нас серьезно?
– В итоге да. На мой взгляд, повлияло голосовое сообщение. И не волнуйся – я буду контактным лицом, не ты. Но как только появится информация, я тебе сообщу.