Я бегу обратно в здание, на лестничную клетку.
Когда я возвращаюсь, то вижу, что консьержке удалось сесть, прислонившись спиной к стене у подножия лестницы. Даже в полумраке я различаю порез у линии роста волос, где она, должно быть, ударилась головой о каменный пол.
– Не надо скорой помощи, – шепчет она, качая головой. – Никакой скорой помощи. Никакой полиции.
– Вы с ума сошли? Я должна позвонить…
Я замолкаю, потому что она только что посмотрела вверх, на лестницу позади меня. Я слежу за ее взглядом. Наверху следующего лестничного пролета стоит Ник.
– Привет, Джесс, – произносит он. – Нам нужно поговорить.
НИК
Второй этаж
– Ты животное, – говорит она. – Это ты с ней так? Кто, черт возьми, ты такой?
Я всплеснул руками.
– Это… это был не я. Я только что нашел ее.
Конечно, это был Антуан. Зашел слишком далеко, как обычно. Старая женщина, ради бога: толкать ее вот так.
– Должно быть, это был… ужасный несчастный случай. Слушай. Есть несколько вещей, которые я должен объяснить. Мы можем просто поговорить?
– Нет, – говорит она. – Нет, я не хочу, Ник.
– Пожалуйста, Джесс. Прошу. Ты должна мне поверить. – Мне нужно, чтобы она оставалась спокойной. Не суетилась. Не вынуждала меня делать того, о чем я потом пожалею. Я до сих пор не уверен, есть ли у нее при себе телефон.
– Доверять тебе? Как раньше? Когда ты водил меня на встречу с тем хитрым полицейским? Когда скрывал от меня, что вы семья?
– Послушай, Джесс, – говорю я. – Я все объясню. Просто пойдем со мной. Я тебя не обижу. Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал.
– Что? – она указывает на консьержку. – Вот так, как она? А Бен? Что вы сделали с Беном? Он же твой друг, Ник.
– Нет! – выкрикиваю я. – Я пытался быть таким спокойным, таким сдержанным. – Он не был мне другом. Он никогда не был моим другом. – И я даже не пытаюсь сдержать горечи.
Три дня назад моя младшая сестра Мими пришла и рассказала мне, что она нашла в его компьютере.
– Там написано… там написано, что наши деньги не от вина. Там написано… там написано, что это девушки. Мужчины покупают девушек, а не вино… это ужасное место, этот клуб – c’est pas vrai… это не может быть правдой, Ник… скажи мне, что это неправда. – Она рыдала, пытаясь говорить. – И там написано… – она с трудом перевела дыхание, – там написано, что я на самом деле не их…
Это правда, мы никогда не замечали никаких признаков беременности моей мачехи, но мы с Антуаном были так молоды, так беспрекословны – особенно в том, что касалось отца. Однажды Антуан высказался на этот счет, как-то намекнул – и наш отец это подслушал. Отец ударил его наотмашь так, что он летел через всю комнату. И если не считать маленьких колкостей, которые отпускал Антуан в папино отсутствие, это больше никогда не обсуждалось – еще один скелет, брошенный в дальний угол шкафа.
Бен явно был очень, очень занят. Казалось, будто он уже знал об отце и его бизнесе больше меня. Но тогда я не хотел знать всех постыдных подробностей. Много лет я старался держаться от этого подальше, оставался в неведении. Тем не менее все это было связано с тем, что я рассказал ему десять лет назад в кафе с травкой в Амстердаме. Признание, которым он, положа руку на сердце, обещал никогда ни с кем не делиться, ни с одной живой душой. Тайна в самом сердце моей семьи. Мой главный, жуткий источник стыда.
Я до сих пор помню слова отца, когда мне было шестнадцать, за той запертой дверью у подножья бархатной лестницы.
Как он насмешливо бросил мне.
– О, и ты еще смеешь воротить нос, да? Думаешь, ты выше всего этого? Как по-твоему, сколько на самом деле заплачено за твою дорогую школу? А за дом, в котором вы живете, за одежду, которую носите? Несколько старых пыльных бутылок? Драгоценное наследство твоей святой матери? Нет, мой мальчик. Вот откуда это берется. Думаешь, у тебя иммунитет? Считаешь себя слишком чистым для всего этого?
Я слишком хорошо понимал, что чувствовала Мими, читая об этом. Изучая источники нашего богатства, нашей избранности. Я знал, каково это, понимать, что деньги, которые мы прожигали, были грязными. Заразными, они поразили нас как болезнь, стремильно распространяющаяся и отравляющая изнутри. Но нам не дано выбирать родственников. Они по-прежнему моя единственная семья. И нравится кому-то это или нет, мне нужны эти грязные деньги.
Когда Мими рассказала мне, что она прочитала все это, я понял: случайное текстовое сообщение от Бена несколько месяцев назад, наша встреча в баре, переезд в это здание – оказались не результатом счастливого совпадения, а чем-то гораздо более продуманным. Целенаправленным. Он использовал меня для реализации своих собственных амбиций. И теперь он уничтожит мою семью. И, по-видимому, ему было все равно, что он уничтожит и меня.
Мне снова вспомнилась старая французская поговорка о семье. La voix du sang est la plus forte: голос крови – громче всех. У меня не было выбора.
Я знал, что должен сделать.
Так же, как знаю сейчас.
ДЖЕСС
– Джесс, – говорит Ник, спускаясь ко мне по ступенькам.
На долю секунды проносится мысль: только то, что они семья, не значит, что они все ответственны за то, что здесь произошло. Я думаю, как Ник говорил о своем отце: очевидно, что у них были разногласия. Может быть, я поспешила с выводами – может быть, она действительно упала. Старая женщина, хрупкая, поскользнулась на лестнице поздно ночью… никто ее не слышит, потому что уже поздно. И, может быть, главные ворота тоже заперты, потому что поздно…
– Нет. Я не собираюсь рисковать. – Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на консьержку, обмякшую на полу с гримасой боли. И в этот момент я вижу, как в конце коридора открывается дверь в квартиру на первом этаже. В дверях появляется Антуан. С пугающей ухмылкой на губах.
– Привет, малышка, – говорит он.
Куда бежать? Главные ворота заперты. Я не собираюсь быть героиней фильма ужасов, которая убегает в подвал. Теперь Ник бегом спускается ко мне по ступенькам, а Антуан идет по коридору.
У меня нет времени на раздумья. Инстинктивно я забегаю в лифт. И нажимаю кнопку третьего этажа.
Лифт со скрежетом поднимается вверх, механизм скрипит. Я слышу, как Ник бежит по лестнице подо мной: сквозь металлическую решетку я вижу его макушку. Игра началась: теперь он преследует меня.
Наконец я добираюсь до третьего этажа. Лифт, лязгая, останавливается. Я открываю металлическую решетку и бегу через лестничную площадку, судорожно вставляю ключ в скважину и, открыв дверь, сразу же запираю ее, грудь тяжело вздымается.
Я пытаюсь сообразить, что делать дальше, паника парализует, я не могу собраться с мыслями. Потайная лестница: я могу воспользоваться ею. Но мешает диван. Я подбегаю, пытаюсь оттащить его от двери.
