Она не смотрит на меня. Понятия не имею, подействовали мои слова на нее или нет. Я чувствую, что мне нужно надавить сильнее.
Я вспоминаю, с каким чувством она произнесла: «Моя дочь». Кажется, я поняла ее слабое место.
– Мими будет в безопасности, – говорю я. – Это я тебе обещаю. Если все, что ты сказала, – правда, она спасла Бену жизнь. Это многое значит – для меня это значит все. Я никому никогда не расскажу о том, что она сделала. Клянусь тебе. Этот секрет умрет вместе со мной.
СОФИ
Пентхаус
Могу ли я ей доверять? Есть ли у меня выбор?
– Я никому никогда не расскажу о том, что она сделала. – Каким-то образом ей удалось зацепить меня, она разгадала мою слабость.
Она права: если бы я хотела их убить, я бы уже это сделала. Я не могу держать их в этой ловушке бесконечно. Да и не хочу. Не думаю, что мои пасынки теперь будут помогать мне. Похоже, Ник, осознав смерть отца, разваливается; Антуан помогал до тех пор, пока считал, что выполняет указания своего отца. Мне страшно подумать, какой будет его реакция, когда он узнает правду. Придется решать, что с ним делать, но сейчас моя главная проблема не в этом.
– Ты не заявишь в полицию, – говорю я. – Это даже не обсуждается.
Она качает головой.
– С полицией мы и так не ладим. – Она указывает на Ника. – И он еще раз помог это доказать. – Но Ник едва слышит ее. Поэтому она продолжает говорить своим низким, настойчивым голосом. – Слушай. Я тебе кое-что скажу, если это поможет. Вообще-то мой отец был копом. Настоящий гребаный герой для всех. Только вот жизнь моей мамы он превратил в ад. Но никто мне не поверил, когда я рассказала об этом: как он обращался с ней, как бил ее.
Потому что он был «хорошим парнем», потому что он сажал плохих парней в тюрьму. А потом… – она откашливается, – а потом однажды это стало слишком тяжело для нее. Она решила, что легче будет перестать пытаться. Так что… нет. Я не доверяю полиции. Ни здесь, ни где-либо еще. А еще я встретила вашего человека – Бланшо. Даю вам слово, что не собираюсь идти к нему и рассказывать об этом.
Значит, она знает о Бланшо. Я подумывала о том, чтобы позвать его на помощь. Но он всегда был человеком Жака, и я не знаю распространяется ли его преданность на меня. Я не могу рисковать – он может узнать правду.
Я оцениваю девушку. И как бы я ни противилась, но я верю ей. Отчасти потому что не понимаю, зачем ей такое выдумывать. Отчасти потому что вижу: она не лжет.
НИК
Второй этаж
Я был в беспамятстве. Знаю, в какой-то момент это чувство вернется, и без сомнения, когда это произойдет, боль будет ужасной. Но пока это только оцепенение. В этом есть какое-то облегчение. Возможно, я еще не знаю, что чувствовать. Мой отец мертв. Он терроризировал меня все мое детство и всю мою взрослую жизнь, а я пытался убежать от него. И все же, господи спаси, мне кажется, я тоже любил его.
Я действую инстинктивно, автоматически, когда помогаю поднять Бена, чтобы спустить его вниз по лестнице. И хотя я оцепенении, я все еще ощущаю странное и ужасное эхо трехдневной давности, когда я выносил в сад во внутреннем дворе другое тело, такое же окоченевшее и неподвижное.
На мгновение наши глаза встречаются. Он, кажется, едва приходит в сознание, так что, возможно, мне это мерещится… я вижу, что-то промелькнуло в его выражении лица. Извинения? Прощание? Но это быстро проходит, и его глаза снова закрываются. И я знаю, что все равно не стал бы этому доверять. Потому что я так и не узнал настоящего Бенджамина Дэниелса.
ДВА ДНЯ СПУСТЯ
ДЖЕСС
Мы сидим в тишине за пластиковым столом, мой брат и я. Бен пьет кофе из бумажного стаканчика. Я жую круассан. Может, это и больничное кафе, но это Франция, так что выпечка все равно очень вкусная.
Наконец Бен прерывает тишину:
– Я ничего не мог с собой поделать, понимаешь? Та семья. Все, чего у нас никогда не было. Я хотел быть частью этого. Хотел, чтобы они любили меня. И в то же время, мечтал их уничтожить. Отчасти потому, что они существовали за счет женщин, жизни они покалечили. Но и потому что просто мог, это было в моей власти.
Он выглядит довольно паршиво: половина лица в темно-зеленых кровоподтеках, кожа над бровью – в швах, рука – в гипсе. Когда мы присели, женщина рядом с нами слегка вздрогнула и быстро отвела взгляд. Но уверена, что скоро у Бена появится привлекательный шрам, который он возьмет на вооружение.
Я отвезла его в больницу на такси: естественно, благодаря деньгам в его бумажнике. Он объяснил, что упал на своем мопеде неподалеку от квартиры и получил довольно серьезную травму головы. Сказал, что добрался до своего дома и от сотрясения мозга потерял сознание и лежал, пока я не приехала и не спасла положение. Это вызвало у них удивление – чокнутые туристы-англичане, – но больше не задавали вопросов.
– Спасибо, – внезапно говорит он. – Не могу поверить, через что тебе пришлось пройти. Я знал, что должен был тебе сказать, чтобы ты не приезжала и не оставалась…
– Ну, слава богу, ты этого не сделал. Потому что я не смогла бы спасти тебя.
Он сглатывает. Наверное, ему неприятно это слышать. Это неудобно – признавать, что тебе нужны люди. Я это знаю.
– Прости, Джесс.
– Ну, в следующий раз не жди, что я тебя спасу.
– Не только за это. За то, что меня не было рядом, когда я был тебе нужен. За то, что меня не было рядом в тот единственный раз, когда это было по-настоящему важно. Ты не должна была найти ее одна.
Долгое молчание.
Потом он продолжает:
– Знаешь, в каком-то смысле я всегда завидовал тебе.
– Мне? Почему?
– Ты видела ее в последний раз. Мне так и не удалось попрощаться. – Я не могу придумать, что на это ответить. Я не могу представить себе ничего хуже того, чем обнаружить ее. Но может быть, в глубине души я соглашаюсь.
Бен поднимает глаза.
Я слежу за его взглядом и вижу по ту сторону окон Тео в темном пальто и шарфе, с поднятой рукой. Возможно, я потеряла свой телефон, но, к счастью, у меня в вещах все еще была его визитная карточка. С разбитой губой, он теперь похож на пирата, побывавшего в какой-то заварушке. Но он все равно хорош.
Я поворачиваюсь обратно к Бену.
– Эй, – говорю я. – Твоя статья. Она еще у тебя, да?
Он поднимает брови.
– Да. Одному богу известно, что они натворили на моем ноутбуке, но я уже создал резервную копию в своем облачном хранилище. Любой приличный писатель так делает.
– Об этом должны узнать, – говорю я.
– Знаю, я думал о том же самом…
– Но, – я поднимаю палец. – Мы должны сделать это правильно. Если все всплывет, полиции придется заглянуть в клуб. И те девушки, которые там работают, – большинство из них депортируют, да?
