Короче, до Заречной я на брюхе ползла, и только когда буржуинские хибары завиделись, скорость прибавила, потому что дорога стала гладкой, как зеркало. И до того разогналась, что мимо автобусной остановки пролетела, возле которой и должна была Антонину поджидать. Если, конечно, она и впрямь получит свой законный выходной. А то мало ли, вдруг у хозяев банкет какой-нибудь намечается.
И тут смотрю, да вот же она Антонина. В непритязательном пальтеце и растоптанных ботах неторопливо чапает по тротуару с большой хозяйственной сумкой, по-кошачьи под первым весенним солнышком жмурясь. Я уж хотела приоткрыть дверцу и окликнуть ее, да в последний момент передумала, сообразив, что из дворца ликеро-водочного короля нас могут заметить, что крайне нежелательно, а посему потихонечку сдала поближе к автобусной остановке. Припарковалась у обочины и стала поджидать Антонину, которая, по моим прикидкам, должна была поровняться с моей «пятерой» минуты через две максимум.
Но она не появилась! Даже через пять минут! Даже через десять! Как будто сквозь землю провалилась! Только одна в пух и прах расфуфыренная фря мимо продефилировала, а больше никого!
Тогда, плюнув на все предосторожности, я завела машину и проехала по Заречной до дома Мос-кальца и обратно. Только хренушки вам, ничего похожего на повариху поблизости не наблюдалось. И когда я уже мало-помалу стала склоняться к мысли, что Антонина зачем-то вернулась в хозяйский дворец, ну мало ли, может, забыла чего, мое внимание неожиданно привлекла сумка в руках расфуфыренной особы, одиноко торчащей на автобусной остановке. А она была точь-в-точь такая же, какую я у Антонины видела!
* * *
— Антонина, это ты, что ли? — удивленно разглядывала я молодящуюся дамочку с огненно красной гривой, в модном жакете и высоких узконосых сапогах. — Тебя прямо не узнать!
— А, это ты, чума! — прогнусавила в ответ Антонина, которая, если мне и обрадовалась, то виду не подала.
— Законный выходной? — уточнила я и предложила: — Садись, подвезу.
— А подвези! — согласилась Антонина, немного поколебавшись. — А то пока этого автобуса дождешься!
И обдав меня крепким цветочным ароматом, устроилась на переднем сиденье, добавив:
— Ты меня только до центра подбрось, а там уж я сама.
— Конечно-конечно, — пообещала я, попутно обмозговывая, где это Антонина сподобилась так сказочно преобразиться. К тому же в рекордно сжатые сроки. Прямо чудеса какие-то!
— А ты чего тут делаешь? Опять работу подыскиваешь? — поинтересовалась меж тем у меня модная повариха.
— Ага, — поддакнула я.
— И как? Чего-нибудь надыбала? — Антонина полюбовалась своей красотой в зеркало и, видимо, сочтя ее не до конца совершенной, подмазала себе губы.
— Да нет пока что, — изобразила я притворную печаль, — ничего подходящего.
— А что ты хочешь, — сочувственно вздохнула Антонина, — Кондратов — это такая дыра!
— Это точно, — кивнула я, со всеми возможными предосторожностями на Старо-Кондратовское шоссе выруливая, — буквально одна сплошная патогенная зона.
— Патогенная? — переспросила Антонина, после чего в горле у нее с нарастающей силой забулькало. Затем бульканье перешло в громкие всхлипывания, а завершилось громоподобными раскатами хохота, не стихавшими, пока мы к набережной Беглянки не подкатили.
И только завидев протянутые над проспектом Демократов рекламные растяжки, Антонина перестала трястись от смеха и снова своей несравненной красотой озаботилась, слегка поблекшей в процессе неудержимого веселья.
— А, черт, глаза потекли, — пожаловалась она и снова принялась перед зеркалом прихорашиваться.
— И что, ты всегда так… перелицовываешься? — покосилась я на нее.
— А чего б мне и не перелицеваться? — Антонина поплевала в платок и утерла им расползшуюся тушь для ресниц. — Что, разве я прав не имею?
— Почему же не имеешь? Еще как имеешь! — подобострастно заверила я Антонину, усыпляя ее бдительность, а сама тем временем потихоньку с проспекта Демократов съехала.
Да только Антонина все равно заметила, что я отклонилась от курса, и вскинула голову:
— Эй, я же просила высадить меня в центре!
— Так я же… Слушай, а поедем ко мне в гости! Я тебя со своей подружкой познакомлю. Вот увидишь. она тебе понравится, — стала я уговаривать Антонину, которая еще не догадывалась, какой неприятный разговор ей предстоит.
— В гости? — Антонина почесала ухо под огненным париком, чуть сдвинув его набекрень, и махнула рукой: — Ладно, только недолго. А то выходной у меня не безразмерный, а дел выше крыши.
— Нет, но надо же хоть иногда отдыхать, посидим, попьем чайку. С вишневым вареньем, — расписала я ей сказочные перспективы, довольная тем, что мне не пришлось прижимать Антонину к ногтю посредством намеков на нечистую на руку Лариску. Поскольку лично мне Антонина симпатична по причине веселого и легкого нрава. А потому я ей здорово сочувствовала. Нет, но каково ей будет про дочку узнать!
Одно утешение, у этих Москальцов столько денег, что они даже сами не знают сколько. А, кроме того, из-за последней кражи, в принципе, никто не пострадал, за исключением Дениса, который расстался со своими денежками по собственной же воле, чтобы Лизу из дому выжить. А этот Денис такой скользкий тип, а может даже и того хуже, убийца!
— Ну, вот мы и приехали, — объявила я, затормозив у подъезда, подняла голову и увидела приникшую к окну Марго, похоже, изнемогавшую в ожидании долгожданной информации из вражеского логова. И, вполне вероятно, посвятившую все утро маниакальной борьбе за чистоту кастрюль.
Впрочем, так это было или иначе, а Марго встретила нас с Антониной по издревле заведенной ею же традиции. То есть в парадном атласном халате и с безупречно уложенным волосок к волоску «вавилоном».
— Добро пожаловать! — проворковала она, распахнув перед нами дверь, и отступила в сторону гостиной, поскольку иначе мы с Антониной просто не втиснулись бы в узкую прихожую. Ставшую, между прочим, еще теснее из-за того, что одежду с обрушившейся вешалки пришлось сложить в штабеля на обувной тумбочке.
Однако предусмотрительный маневр Марго оказался бесполезным, потому что освобожденное ею жизненное пространство было немедленно захвачено вероломно просочившимися из-за ее же спины Яном, Туськой и щенком.
— Ой, какие детки! — умилилась наивная Антонина, поставила свою сумку на лестничную площадку и стала в ней рыться, приговаривая: — Где-то тут у меня конфетки были…
И все бы ничего, если б наш непредсказуемый щенок почему-то не принял эти ее действия за недружественные и со свирепым — насколько это возможно — рычанием не бросился на Антонину. Та от неожиданности отпрянула, задев ногой свою сумку. А сумка, перевернувшись в воздухе вверх дном, глухо шмякнулась о лестницу, щедро устлав ее беззаботно разлетевшимися долларами.
