Кстати о Лизе. Хотела бы я знать, где ее черти носят. Хотя бы для того, чтобы довести до ее сведения, что, какой бы фокус она не задумала, со мной он не прохиляет. А заодно настоятельно порекомендовать ей оставить нас в покое. Потому что у нас и без нее проблем хватает.
Короче, вы теперь знаете, какие чувства переполняли меня на подступах к нашему кондратовскому вокзалу, куда я первым делом устремилась. Да только Лизы в нем не оказалось. И вообще народу там мало было. В основном спящие на полу бомжи. А чего вы хотите, если до Кондратова один-разъединый поезд ходит. И тот через день. Не считая, пары проходящих.
В общем, я совсем уже было засобиралась перенести Лизины поиски в район автостанции, но тут мне показалось, что за вокзальным окном со стороны перрона мелькнул знакомый унылый силуэт. Но что поразительно, когда через какую-то минуту я выскочила на улицу, четвероюродной Стасовой племянницы там уже не наблюдалось. Я завертела головой, кинулась туда, сюда и вдруг увидела одиноко стоящий посреди перрона чемодан. Подбежала к нему, осмотрела со всех сторон, а затем, почуяв тревожный толчок в сердце, на цыпочках подобралась к краю перрона и заглянула вниз. Так и есть: Лиза лежала на рельсах, мечтательно уставившись в стылое февральское небо.
* * *
— Ну и что ты там делаешь? — вкрадчивым тоном поинтересовалась я у неугомонной голубоглазой сиротинки.
— Поезд жду, — сообщила она и предприняла попытку поудобней расположиться на рельсах.
— И какой, если не секрет? — хмыкнула я.
— А без разницы, — равнодушно молвила четвероюродная Стасова племянница. — Какой первый придет…
— Ну-ну, — покачалась я с носка на пятку, — мое дело, конечно, маленькое, только я на твоем месте для начала бы все-таки с расписанием ознакомилась.
— А что? — Лиза-подлиза тревожно вытянула шею.
— А то, что ближайший поезд, к твоему сведению, только в десять утра будет, — известила я ее, зябко поежилась и подняла воротник. Февраль у нас в Кондратове обычно почти весенний месяц, но в этом году все наперекосяк. Холодюга собачья, одна радость — снег стаял.
Ну и плевать, — буркнула шальная Лизавета и отвернулась.
А мне тем более, — я стала пританцовывать, чтобы немного согреться. Нет, но скажите мне на милость, с какой стати я глухой февральской ночью мерзну на кондратовском вокзале вместо того, чтобы мирно дрыхнуть на диванчике?
— Ну, так уходите, я вас не держу, — глухо вякнула с железнодорожного полотна Стасова племянница.
— А ты мне не приказывай! — рявкнула я на нее.
— А я и не приказываю! — вяло огрызнулась Лиза и снова затихла.
А я еще немного постояла и в сердцах пихнула ногой ее чемодан:
— Эй ты, униженная и оскорбленная, быстро вылезай оттуда!
На что ответа с рельсов не последовало.
— Слышала, что я сказала?! Вставай сейчас же! — меня трясло от холода и злости, а эта упертая девица даже не шелохнулась. Совсем, типа, оглохла.
Ну ладно, первый поезд в десять пойдет, но есть же еще и товарняки, в конце-то концов!
Короче, пришлось мне тряхнуть стариной и сигануть с перрона на рельсы.
— Ну, все! Хватит вылеживаться! — пнула я эту поганку сапогом под ребро.
— Ой! Больно! — взвизгнула она.
— Ах, ей больно, оказывается! Надо же! — я наклонилась и со всем своим удовольствием заехала ей по уху. — А когда паровозом переедет, значит, не больно будет?
После этого наша сиротинка громко, в голос заревела:
Но я не крала! Я ничего не крала! И вообще, где справедливость?
Ну, вот, еще не легче! Справедливость ей, видите ли, подавай! Среди ночи! И где только, спрашивается, слов таких нахваталась? Того и гляди, права человека приплетет!
— Ну, знаешь ли, — для острастки я заехала ей по уху еще разок, правда, уже по другому, для симметрии. — крала ты или нет, в данный момент значения не играет. Ты сейчас, главное, это… Магистраль для проезда освободи, будь любезна! Имей совесть, не отрезай Кондратов от остального мира, а то мы тут совсем одичаем.
Хотите, смейтесь, хотите, нет, но эта моя глубоко прочувствованная речь таки произвела на Лизу должное впечатление, и немного покопошившись на рельсах, она с моей помощью взгромоздилась на перрон. А там уселась на свой чемодан и продолжила обреченное нытье:
— А что ж вы мне предлагаете? Смириться, да? И жить с клеймом воровки до конца своих дней?
Ну, я вам скажу, и повезло же нам! Это ж надо, а? Нежданно-негаданно такую идейную родственницу заполучить! В каком заповеднике ее выращивали, хотела бы я знать!
— Ну, вам, вам бы каково было, если бы вас в подобном обвинили? — пытала она меня дрожащим голосом, громко хлюпая носом.
Вот же навязалась на мою шею!
— Нет, вы скажите, скажите!.. — не унималась четвероюродная Стасова племянница, горевшая желанием открыть дискуссионный клуб прямо на перроне.
— В общем, так, — оборвала я эти бессмысленные излияния. — бери свои манатки и пошли отсюда, пока тебе последние мозги не повыдувало.
— Куда? — встрепенулась безутешная сиротка.
— Пока что к машине. — буркнула я. — Если заведется, через пятнадцать минут будем на месте, а то там твои родственники уже по потолку бегают.
С этими словами я включила свой мобильник, который тут же зазвонил, а потом, когда я поднесла его к уху, проорал запыхавшимся голосом Марго:
— Люба, почему ты не на связи? Мы тут с ума сходим!..
— Как раз потому я и не на связи, — желчно просипела я в трубку. — А что касается вашей Лизы, то очень скоро вы будете душить ее в своих объятиях. Только смотрите, от радости кишки из нее не повылавливайте!..
ГЛАВА 4
— Нет, с этим надо что-то делать, — Марго расхаживала по гостиной от елки в моих головах до своей доисторической румынской «горки» у противоположной стены. — Иначе она и правда на себя руки наложит!
Да, кстати, если кто не в курсе насчет елки, то не подумайте чего плохого. Она действительно стоит у нас в квартире. Несмотря на конец февраля по календарю. И к тому же еще и с первых чисел декабря. По щучьему велению наших с Марго отпрысков, не желающих расставаться с новогодними праздниками, прежде чем следующие не наступят. И, по опыту предыдущих лет, благополучно простоит до начала мая. Так что к тому моменту, когда мы наконец-то вынесем ее из квартиры, бывшая лесная красавица превратится в жалкий раскорячившийся «скелетик».
Бедная елка и к сегодняшнему дню почти что целиком осыпалась. И все равно я каждое утро обнаруживаю у себя в волосах колючие иголки. Поскольку, как я уже заметила, располагается эта несчастная как раз возле дивана, на котором я сплю. Вернее, пытаюсь спать, потому что удается мне это не всегда. Можно даже сказать, что в исключительно редких случаях.
