– Что только не придумают эти старики…
8
– Весьма занимательная история, – сказал Макс Вундерлих, когда Гизела Оберман закончила свой рассказ, и, чуть помедлив, добавил: – Но очень мало исходных данных…
Гизела пожала плечами.
– Больше мне нечего добавить, Макс.
Он кивнул и, взглянув на Мартину, сказал:
– Попробуем подвести итоги истории медальона. Итак, тринадцать лет назад некий американец передал семье Оберман весточку из прошлого. Фото и некий медальон, якобы окутанный тайной. И все эти годы медальон провалялся в ящике стола, не вызывая у членов семьи ни малейшего интереса. Так, фрау Оберман?
– Совершенно верно. Сведения, которые тогда сообщила свекровь, были весьма скупыми. Мы не предпринимали попыток к выяснению подробностей…
– Надо бы еще раз побеседовать с вашей свекровью.
– Это невозможно, Макс. Ее более нет в живых.
– Печально. А ваш свекор, конечно, не был посвящен в таинство этой семейной легенды?
– По крайней мере, я не знаю, в какой степени… Но это уже неважно – Пауль Оберман также умер.
– Совсем плохо. Последние свидетели, которые могли бы рассказать кое-что о медальоне, ушли из жизни. Придется опираться на те факты, которые есть. Итак, другие непреложные факты: за неделю до исчезновения Вальтера Обермана кто-то ему позвонил, и, возможно, не один раз, после чего ваш супруг исчез, а вместе с ним медальон, который никому не был нужен в течение тринадцати лет. Вероятность того, что звонки были связаны с медальоном, высока, но не является стопроцентной. Вы согласны со мной, фрау Оберман?
– Вообще-то да… А что еще может быть причиной исчезновения?
– Что угодно. Ваш муж мог исчезнуть по собственной инициативе, и звонки неизвестного никак с этим не связаны.
– Да, но все же…
– Согласен. Примем эту версию как наиболее вероятную. Если звонки неизвестного связаны с медальоном, то существует кто-то кроме членов семьи, знающий о существовании этого медальона и, пожалуй, некой тайне, с ним связанной. Откуда это лицо или лица могли об этом узнать? Во-первых, от самих членов семьи или других лиц, с которыми эти члены контактировали. Что вы на это скажете, фрау Оберман?
– Если речь идет обо мне, то могу ответственно заявить, что я здесь ни при чем, так как забыла о существовании этого медальона. У нас есть двенадцатилетняя дочь Лаура, но ее никто никогда не посвящал в подобные вещи. Родители мужа могли теоретически кому-то рассказать о медальоне и его тайне… Хотя после того, как медальон появился в доме, свекровь практически не покидала дом, так как была очень больна и на улицу выезжала только в нашем сопровождении. Свекор, конечно, общался с посторонними людьми, но ему было не до праздных разговоров – он любил мать Вальтера и до конца ее дней проводил все время возле нее, а после ее смерти протянул недолго… Остается только Вальтер. Здесь я, естественно, не могу дать никаких гарантий, что он никому не говорил про медальон, хотя смею утверждать, что мой муж не из болтливых.
– Согласен. Примем за наиболее вероятную версию о том, что об этом медальоне знал еще кто-то… и знал, пожалуй, давно… Как медальон попал к деду вашего супруга? Этот факт нам известен – его дала Карлу фон Штразену умирающая мать. Ведь так, фрау Оберман?
– Да, Макс, об этом рассказывала моя свекровь, а она в свою очередь узнала об этом от своей матери.
– Я позволю себе предположить, что прабабка вашего супруга Эльвира фон Штразен имела сестер или братьев, которые могли знать об этом медальоне и, если угодно, его тайне.
– Вполне возможно, господин Вундерлих, – сказала Гизела Оберман, почему-то перейдя на официальный тон, и добавила: – Но я не располагаю такими сведениями. Думаю, что и Вальтер ничего не слышал о родственниках, которые могли знать о медальоне и его тайне.
– Не спорю. Видимо, родословной семьи Штрайзен и придется заняться. Корни истории медальона могут быть зарыты очень глубоко.
В комнате установилось молчание. Каждый был занят своими мыслями. Макс уже строил в голове возможные варианты действий по установлению истории семьи баронессы Эльвиры фон Штразен. Гизела Оберман, убитая логикой сыщика Вундерлиха, тупо смотрела перед собой, забыв, зачем она вообще сюда пришла. Только Мартина, занимавшая в данной ситуации нейтральную позицию, вдруг тоном рассудительного человека сказала:
– Послушай, Макс. Ты совсем забыл о том, что еще не ясна ситуация с Вальтером. – Она робко глянула на Гизелу.
Макс очнулся и сказал:
– Ты, как всегда, права, Мартина. Извините меня, дорогие дамы. Конечно-конечно… Завтра утром, фрау Оберман, мы отправимся в Эрфурт. Вы не против?
– Что вы, Макс. Я вам так благодарна.
– Ну и отлично. Тогда до завтра…
9
Примерно за два года до того, как Барбара Итцель обнаружила тело мертвого мужчины на окраине Эрфурта, в один из погожих дней в кабинет коммерческого директора известного мюнхенского издательства вошел переводчик с английского Аксель Бекман. Коммерческий директор, которого звали Отто Фукс, всплеснул руками, поднялся со стула и, не переставая повторять «сколько лет сколько зим», пошел навстречу Бекману.
Аксель Бекман энергично тряхнул пухлую руку коммерческого директора и сказал:
– Я думаю, девять лет и девять зим, господин Фукс.
– Неужели? Как же летит время!
– Неумолимо, господин Фукс. Последний раз я был у вас в девяносто первом.
Отто Фукс на секунду задумался и сказал:
– А ведь верно. Я тогда только начал работать в нашем издательстве, – затем, пытаясь изобразить обиду, добавил: – Не уважаете вы нас, господин Бекман, не хотите иметь с нами дело…
– Не совсем так. Во-первых, последние три года меня не было в Германии. Был, так сказать, в творческой командировке…
– И конечно, в Штатах.
– Угадали, господин Фукс. Так что можем считать, что я не был у вас только шесть лет.
– Тоже немалый срок.
– А во‐вторых, у вас специализированное издательство. И причина, по какой я у вас не появлялся, проста – не было работ по вашей тематике.
Коммерческий директор расхохотался.
– Господин Бекман, вы, как всегда, выкрутились. По этой части вы мастер, как, собственно, и по переводам с английского.
– Благодарю вас, господин Фукс.
– Как я понимаю, сейчас у вас что-то появилось.
– Совершенно верно. И автор тот же, который был девять лет назад.
– Напомните, пожалуйста. Знаете, все же много лет прошло… Печатаем мы много.
– Тогда я принес вам перевод романа американца Майкла Роуза. Книга неплохо раскупалась, насколько я помню.
