В городе с каждым днем становится все жарче. Мы больше не можем позволить себе ездить на ферму на уроки верховой езды.
Дневник Жози – четверг, 11 июня 1942 года
Сегодня мой 14-й день рождения. Мы и не думали год назад, что в этот день все еще будем здесь, в Касабланке. В отличие от прошлого года, я не смогла устроить вечеринку во дворе, чтобы отпраздновать это событие. Я знаю, что наши деньги заканчиваются, хотя папа и мама никогда не говорят об этом при нас с Аннет. Поэтому, когда мама спросила меня, чем бы я хотела заняться в день рождения, я ответила, что просто хочу, чтобы пришла Нина, и мы попросим Кензу испечь торт, который всем доставит удовольствие. В Марокко не осталось кока-колы, даже если бы мы могли себе это позволить. Шампанского тоже нет.
Но есть еще одна причина, по которой нам не удалось бы устроить вечеринку во дворе, даже если бы мы могли себе это позволить. Саранча. Весь город охвачен этой напастью! Она сжирает все, что встречает на своем пути. В парке Мердок не осталось ни листочка, ни травинки, исчезли все яркие цветы, которые так украшают город. Касабланка кажется какой-то призрачной копией самой себя. Выходить на улицу страшно: саранча повсюду, ползает и летает, забирается в волосы и хрустит под ногами. Пальмы, у которых теперь нет крон, похожи на телеграфные столбы. Мисс Эллис говорит, что саранча съела даже мох на волнорезах неподалеку от порта. Она рассказала мне, что эти насекомые размножаются на берегах озера Чад на другой стороне пустыни Сахара. Обычно, когда люди понимают, что саранча скоро начнет вылупляться, они заливают песок нефтью, чтобы уничтожить яйца. Но в этом году вся нефть пошла на военные нужды, поэтому саранча в кои-то веки выиграла эту битву. Многочисленные стаи преодолели мили и мили пустыни, долетели до Касабланки и накрыли ее.
Ситуация тревожит меня по нескольким причинам. Если уж насекомым удалось проникнуть сюда, то представляю, как легко будет немецкой армии с ее танками и самолетами сделать это, как только они закончат сражаться с англичанами в Египте. Поступали сообщения о тяжелых потерях с тех пор, как Роммель и его танки продвинулись на территорию, которую на «Би-би-си» называют «котлом».
То, как молодая саранча ползает по земле, немного напоминает мне скорпиона, которого мы видели в отеле в Тазе, и неизбежно вызывает в памяти образ месье Гинье. Кажется, ему тоже несложно пересечь пустыню и появиться там, где ему не рады. На днях, когда мы сидели в кафе, я уточнила у папы, видел ли он человека-стервятника еще где-нибудь, и он заверил меня, что не видел. Потом я поинтересовалась, не думает ли он, что месье Гинье может когда-нибудь снова появиться? Папа пожал плечами и ответил:
– В настоящее время вокруг слишком много «месье Гинье». Война, похоже, вытащила их из-под камней. Нам они могут не нравиться, милая, но им есть свое применение. Нищие не могут выбирать, с кем им общаться.
Возможно, теперь мы и нищие, но я же смогла выбрать компанию, с которой хочу праздновать свой день рождения. У меня действительно был хороший день, несмотря на саранчу и все остальное вокруг.
С днем рождения меня!
Зои – 2010
В тот момент, когда я читаю детям в центре для беженцев, в помещение входит Кейт. Она опоздала. Предполагаю, из-за очередной милой встречи с Томом где-нибудь на уединенной скамейке в парке. В моей груди все сжимается от боли, ярости и унижения, и я теряю нужную строчку на странице. Мгновение пытаюсь отдышаться. Как она смеет появляться и так хладнокровно притворяться, что за моей спиной ничего не происходит?! Она улыбается и машет с другого конца комнаты, прежде чем переключить свое внимание на одеяло. Немного придя в себя, я снова сосредоточиваюсь на книге и стараюсь вызвать улыбку у детей, которые смотрят на меня немного вопросительно, удивленные, что я так внезапно остановилась посреди рассказа о «Рыбаке и джинне».
Я намеренно затягиваю процесс и с готовностью уступаю просьбам детей почитать что-то еще, чтобы попытаться избежать общения с Кейт. Но к тому времени, когда я заканчиваю, она подходит и встает рядом. Она протягивает мне чашку мятного чая, а затем просит детей собрать свои войлочные цветы и отнести их к длинному столу на козлах, который она соорудила, чтобы женщинам было легче работать над одеялом. Я ставлю стакан на пол рядом со стулом и не глядя в ее сторону начинаю убирать книги.
– Ты в порядке, Зои? – спрашивает она, когда я поворачиваюсь к ней спиной.
Я прикусываю губу и ощущаю металлический привкус крови. Затем поворачиваюсь к ней лицом, моя шея и щеки пылают от ярости.
– Нет, Кейт. Как тебе, очевидно, хорошо известно из милых бесед с моим мужем, я определенно не в порядке.
Она слегка хмурится, притворяясь, что не понимает.
– Не разыгрывай невинность, – шиплю я, понизив голос, чтобы остальные не услышали. – Я на днях видела вас с Томом вместе в парке.
– О, Зои, нам нужно поговорить… – начинает она, успокаивающе протягивая ладонь к моей руке. Я стряхиваю ее с себя.
– Сейчас не время и не место для этого, – огрызаюсь я.
– Но мы только пытаемся…
Я снова обрываю ее на полуслове. То, как она произносит «мы», снова вызывает у меня вспышку гнева.
– Было совершенно очевидно, чем вы занимаетесь. Сделай мне одолжение, не оскорбляй меня, пытаясь оправдаться, вдобавок к унижению и боли, которые ты уже причинила.
Она снова тянется к моей руке, и на этот раз я отшатываюсь от нее, задеваю каблуком туфли стакан с чаем и опрокидываю его. Она наклоняется, чтобы поднять стакан, достает из рукава салфетку и пытается вытереть пролитое.
– Оставь это! – произношу я так резко, что несколько голов поворачиваются в нашу сторону. – Я разберусь. Иди и продолжай свою работу, они тебя ждут.
На ее глаза наворачиваются слезы, она морщится от внезапной резкости моего тона. Но она, кажется, понимает, что представлений довольно. К нам приближается мадам Хабиб, и поэтому Кейт отступает, неохотно возвращаясь к своему месту у стола с одеялом.
Опускаясь на колени и промокая лужу сладко пахнущей жидкости бумажными полотенцами, я украдкой вытираю со своих щек горячие слезы ярости и боли. Затем сообщаю мадам Хабиб, что сегодня собираюсь уйти пораньше, так как у меня болит голова. Она суетится вокруг меня, говорит, что ее муж с радостью отвезет меня домой, но я отказываюсь от предложения, планируя взять такси. Я не могу больше ни секунды находиться в одной комнате с Кейт.
Мои руки чешутся и горят, я чувствую себя грязной, замаранной. Оказавшись дома, бегу наверх в ванную, снова и снова мою руки, как будто это поможет успокоить мой встревоженный разум.
В конце концов я вытираю их насухо полотенцем и подхожу к Грейс. Крепко прижимаю дочь к себе, ее близость утешает меня гораздо лучше, чем я сама могла бы утешить ее. Она улавливает мое состояние и начинает беспокоиться, напрягается и пытается отстраниться от меня. Ее неприятие жалит мои и без того расшатанные нервы, и меня внезапно охватывает желание яростно встряхнуть ее и закричать. Я в ужасе быстро опускаю ее на кровать, напуганная этим мощным импульсом. Как это возможно – ощущать подобное по отношению к Грейс?! Я противна самой себе. Стоит ли удивляться, что Том больше не хочет быть со мной?
