Надеваю кроссовки, пристегиваю Грейс в слинге и спешу в библиотеку. Беседую с библиотекарем, и ей удается разыскать копии репортажей местных газет, освещающих те события. Большинство из них повествуют о задействованных военных судах, и мне требуется некоторое время, чтобы найти какие-либо факты о других, гражданских кораблях. И вот я вижу ее – «Эсперансу», упомянутую в сноске к одной из статей. Прямое попадание снаряда во время боевых действий 8 ноября 1942 года потопило судно, стоявшее на якоре в гавани. Считалось, что все гражданские пассажиры и члены экипажа, находившиеся на борту, погибли.
Моя рука дрожит, когда я кладу газету на стол перед собой. Жози. Аннет. Дельфина. Они через многое прошли и были так близки к тому, чтобы уехать! Я не могу заставить себя поверить, что им это так и не удалось. «Эсперанса», наполненная грузом надежд и мечтаний, должна была отплыть и благополучно доставить их в Лиссабон! Там они должны были пересесть на другой корабль, который перевез бы их через Атлантику к их новой жизни в Америке. Я представляла Жози взрослой женщиной, в разных ролях, о которых она мечтала в своем дневнике: фермер, юрист, библиотекарь, репортер, ученый, врач. Вместо этого теперь у меня в голове прочно обосновался образ горящего остова корабля, тел его пассажиров, разбросанных в грязной воде гавани, бьющихся за жизнь, проигрывающих борьбу, тонущих без следа… Все, что осталось от истории семьи Дюваль, – это личный дневник, который Жози спрятала под половицами своей комнаты в мансарде. Каким-то немыслимым образом – возможно, в суматохе отъезда – он был забыт. И теперь я – единственный человек в мире, который знает о нем.
Мое сердце разрывается от тяжести этого знания. Жози стала для меня такой реальной! И теперь я должна отпустить ее…
Но пока это никак не получается. Внезапно мне в голову приходит мысль. Я возвращаюсь к столу, за которым сидит библиотекарь.
– Вы нашли то, что искали? – интересуется она.
– Да, спасибо, вы были так любезны.
– Но, похоже, это не та информация, на которую вы надеялись? – Ее доброе лицо выражает участие. – У вас такой вид, словно вы пережили шок.
Я качаю головой.
– Нет, совсем не та. Но могу ли я попросить вас еще об одном одолжении? Это займет много времени, я понимаю, но мне интересно, существуют ли по сей день библиотечные записи сороковых годов? Подробности о том, кто какие книги брал и так далее? – Я просто хочу знать, вернула ли Жози свои библиотечные книги, как она планировала и о чем упомянула в последней записи в своем дневнике. Это мелочь, но это единственное, что мне удается придумать, чтобы получить еще одну подсказку, способную пролить свет на ее последние дни в Касабланке.
Библиотекарь сияет. Она – настоящий хранитель, отлично подходит для своей работы. Проверка фактов и ведение записей, очевидно, являются для нее чем-то вроде страсти.
– Все старые учетные книги хранятся у нас в подвале. Вас интересует какой-то конкретный год?
– Да, сорок второй. Особенно ноябрь.
– Подождите здесь, – говорит она. – Я скоро вернусь.
Черная льняная обложка гроссбуха потерта и побита по краям, углы загнулись от частого использования. Когда женщина открывает ее, я улавливаю слабый запах плесени. Она осторожно переворачивает страницы в поисках имени Жози.
– Смотрите, – торжествующе произносит она. – Вот она – Жозиана Дюваль. 29 октября она взяла две книги Дороти Л. Сэйерс и вернула их 7 ноября.
Я протягиваю палец, чтобы коснуться этого имени. Написано другой рукой, должно быть, это почерк мадемуазель Дюбуа, но все равно есть ощущение последней мимолетной связи с Жози.
Библиотекарь переворачивает страницы.
– Вот она снова, – говорит она.
Из вежливости я смотрю, уверенная, что это предыдущая запись. И потрясенно замираю, когда вижу дату.
– 23 ноября?! Но это невозможно! Она была на корабле, который затонул в битве при Касабланке!
Библиотекарь продолжает перелистывать страницы.
– И снова, в декабре. Похоже, есть вероятность, что она выжила.
Волна надежды, поднявшаяся было в моей груди, внезапно обрывается. Конечно! Жози отдала Нине свою библиотечную карточку. Мадемуазель Дюбуа, наверное, продолжала записывать книги на имя Жози даже после ее гибели. Я качаю головой.
– Спасибо. Я почти убеждена, что у меня есть этому объяснение. И я не думаю, что она могла выжить.
– Вы уверены? Видите ли, могу сказать без ложной скромности, что люди моей профессии отличаются аккуратностью и скрупулезностью.
– В газетных сообщениях прямо сказано, что все находившиеся на борту погибли. Корабль взорвался, когда стоял на якоре в гавани.
Я показываю ей статью.
– Ну что ж, тогда все это так и останется неразгаданной загадкой. И это тоже своего рода трагедия.
Я еще раз благодарю ее за потраченное время и помощь. Грейс становится беспокойной, поэтому мне следует поспешить домой.
* * *
Я изо всех сил пытаюсь заснуть. Но стоит мне это сделать, меня начинает преследовать образ Жози. Она здесь, в доме, умоляет меня спасти ее. Я протягиваю руку, чтобы схватить ее ладонь, которая тянется к моей, но ее пальцы покрыты черной маслянистой слизью, и она выскальзывает из моих рук и, кажется, тонет в темноте, когда я, задыхаясь, открываю глаза.
В этот момент я окончательно просыпаюсь, поэтому протягиваю руку и включаю прикроватную лампу. Мои пальцы горят там, где дерматит сильнее, чем когда-либо, и я осторожно наношу чуть больше крема на самые болезненные участки. Это мучительно – пытаться не скрести кожу, когда нужно унять изматывающий зуд. Я знаю, что мазь поможет на несколько секунд, а потом кожа станет саднить с новой силой, будет разодрана и начнет кровоточить. Я должна сопротивляться, ради себя и ради Грейс. Она нуждается во мне. Я не могу ее подвести. Но знаю, что утром буду измотана и мне придется заставить себя пережить еще один день. Потеря Жози сломила меня. Я не уверена, что смогу двигаться дальше.
* * *
Наконец мне в голову приходит идея. Я так отчаянно хочу спать, что готова на все. И вот на следующее утро, пока Том чем-то занимается в своем кабинете, я иду на кухню, чтобы найти Алию. Она нарезает травы для кускуса, который собирается приготовить для нас сегодня вечером, и в воздухе остро пахнет мятой и кориандром. Нож летает у нее в руках, когда я подхожу и становлюсь рядом с ней под предлогом того, что наливаю себе воды. Сама при этом наблюдаю, как куча листьев превращается в аккуратную горку мелко нарезанной растительности.
– Я могу принести вам кувшин со льдом в гостиную, если хотите, миссис Зои.
Я делаю глоток и качаю головой.
– Нет, спасибо, Алия, все в порядке. Вообще-то, я хотела тебя кое о чем спросить. Ты не знаешь, есть ли в медине кто-нибудь, кого называют продавщицей снов? Я думаю, она могла бы быть своего рода сказителем. Женщиной, помогающей людям, когда они борются со своими мыслями.
