Я трудилась в тишине день за днем, но однажды меня прервали.
— Это и есть ваше чудище? Вот это да! Можно взглянуть?
На пороге застыла незнакомая фигура, заслонив собой свет. На миг мне показалось, что это Генри, но мой гость явно был выше и старше.
— Пожалуйста, — отозвалась я, но незнакомец уже вошел в мастерскую и принялся приплясывать вокруг костей, взволнованно теребя шляпу и то и дело вскрикивая от восторга.
— Бог ты мой! Вот так экземпляр! Вот так находка! Ну что вы за умница! Восхитительно! Невероятно! О, моя дорогая! Это изумительно!
— Может, довольно плясок, сэр? — недовольно спросила я.
Одно его неловкое движение могло порушить все, над чем я трудилась несколько недель.
— Что-что? Да-да, конечно! Вы только поглядите на эту голову! Что за дивный череп! А какой глаз! Представьте, как он вращался в глазнице, выискивая жертву в темных морских глубинах! А зубы! Что за чудо! Что за чудо!
Он ненадолго замолк, переводя дыхание, а потом протянул мне руку.
— Баклэнд. Уильям. Ученый из колледжа Корпус-Кристи. Минералог! Приятель мисс Элизабет Филпот. Я наслышан о вас и о вашей находке. Разыскал вас, чтобы увидеть ее своими глазами. Просто восхитительно! Расскажите же мне о своей теории, мэм! Как вам кажется, что это за существо?
Безумный ученый из колледжа Корпус-Кристи (знать бы еще, что это и где) взволнованно перескакивал с ноги на ногу.
— Генри Хенли считает, что это гигантский крокодил, — осторожно ответила я.
— Но вы-то с ним не согласны, верно? По лицу вижу, что не согласны! А вы что думаете? Это не крокодил. Уж я-то их повидал на своем веку. И не рыба. И не ящер. Так как же его назвать? Может, сами дадим ему имя? Скажем, «рыбоящер». Подойдет?
— Звучит не слишком по-научному, — заметила я, борясь с изумлением.
— Именно. Именно, дорогая моя, вы совершенно правы. Нужно дать ему верное имя. Ichthyosaurus. Ихтиозавр! «Ихтио» значит «рыба», а «заврус» — «ящер». Как вам, нравится? Конечно, сперва нужно обсудить этот вопрос с моими коллегами-учеными, но это позже. Что за чудище! Не хотелось бы повстречаться с ним в морской воде, правда ведь? О, да не приведи бог!
— Хотите его купить? — спросила я, уже начав уставать от его криков и скачков.
— О, я бы с удовольствием! С превеликим удовольствием! Но денег нет, милая леди, — сообщил он и в подтверждение своих слов вывернул карманы. — Мы, ученые, едва сводим концы с концами, уж поверьте. А что, вы непременно хотите его продать? Впрочем, понимаю. У вас и самой наверняка с деньгами туго. Смотрите только не продешевите! Есть такие негодяи, что не постыдятся обмануть юную леди!
— Меня так просто не одурачишь, — отрезала я и кивнула ему на дверь. Этот разговор меня уже порядком утомил.
— Ну конечно! Конечно! Что ж, не буду вам мешать! Какая выдержка! Ведь тут работы на несколько месяцев, я-то знаю! Какое достижение! Восхитительная находка, милая леди. Восхитительная! Рад знакомству! Очень наслышан! А ваша слава! Она все ширится! Восхитительно! Вы так юны! И мудры! Восхитительно! Уильям Баклэнд. Всегда к вашим услугам!
Напоследок он еще раз воскликнул: «Восхитительно!» — это слово, видимо, было у него любимым, — и наконец удалился.
Элизабет очень развеселил мой рассказ о визите мистера Баклэнда, особенно когда я начала передразнивать его суетливость и торопливую речь.
— Это весьма полезное знакомство, Мэри, — сообщила она, когда я закончила. — Он пользуется большим уважением в научной среде, а еще у него есть прекрасные связи в нашей сфере, хотя, конечно, он немного чудаковат.
Немного чудаковат? Да у него явно не все дома!
Генри я тоже написала об этой встрече. Судя по всему, Элизабет была права. В ответном письме Генри признался, что очень мне завидует, ведь я провожу время с такими выдающимися людьми, как Уильям Баклэнд, пока он «играет в солдатики» и то и дело падает с лошади.
«Эдак ты уже очень скоро сделаешься настоящим знатоком геологии, мне за тобой не угнаться! — писал он. — Но как же жаль, что придется продать твоего рыбоящера! Надеюсь, он и впрямь тебя озолотит!»
Озолотит? Стоит ли ждать щедрости от Генри Хенли из Колуэй-Мэнор?
Как оказалось, не стоило.
— Двадцать три фунта. И ни пенса больше, — заявил управляющий, присланный эсквайром за скелетом. Человек с каменным выражением лица — и, судя по всему, с ледяным сердцем, — который строго следовал хозяйскому наказу и ни в коем случае не собирался уступать.
— Хенли оставит скелет у себя? Или продаст? — требовательно спросила я, потому что была наслышана о перекупщиках, которые приобретали у меня диковинки за бесценок, а потом продавали их своим приятелям-богатеям за кругленькую сумму, что меня, само собой, очень сердило.
— Не ваше дело, как Хенли распорядится своей собственностью! Чудовище было найдено на его землях, так что он вообще не обязан вам платить, но великодушно предлагает деньги!
— Пусть так, но он все равно не смог бы его отыскать. Чтобы найти окаменелость, нужен талант, чтобы выкопать — терпение, а чтобы понять, что за сокровище перед тобой, — ум! — воскликнула я.
На лице управляющего не дрогнул ни один мускул.
— Вряд ли вам сделают более выгодное предложение. Точнее, так: предложений вообще больше не будет.
Он окинул презрительным взглядом нашу кухню, пустые полки, одинокий стул. Во мне начала закипать злость, но тут матушка воскликнула «по рукам!» и спрятала мешочек с монетами в карман передника. Я даже возразить ничего не успела.
Вот так все и случилось. Все кончилось в один миг.
Я не стала им помогать убирать мое чудовище на глиняном ложе в ящик и грузить его в повозку. Тот ящик показался мне самым настоящим гробом. Гробом для великана. Этот диковинный зверь целый год, а то и дольше, был для меня всем, а теперь его у меня отняли, оставив лишь альбом с рисунками и мучительную боль в сердце.
Я пришла к Джосайе, чтобы заплатить ему, но он отказался брать деньги. Сказал, что в жизни не встречал такой смелой девчушки и был очень рад мне помочь. Какие же удивительные существа — люди! По их виду никогда не скажешь, добрые они или злые.
После этого я еще очень долго чувствовала себя совершенно потерянной. У меня не было сил, мне совсем не хотелось возвращаться к поискам на берегу, хотя Элизабет без конца напоминала мне о том, что если там нашлось одно чудовище, могут найтись и другие.
Если честно, я жалела, что у меня теперь нет повода сидеть в отцовской мастерской днями напролет. И хотя там не осталось ни единой щепки и ни единой стружки, в этих стенах я чувствовала, что он рядом. Когда он умер, его место в моей жизни заняло чудовище, сумевшее вновь нас сблизить, но теперь у меня не было ни отца, ни диковинного зверя.
