— Отец может расколоть рог надвое и отполировать. Как мою змейку, — показав из-под шарфа свое украшение, сообщила я даме.
— О нет, мне эта диковинка нравится в своем первозданном виде. Такой, какой ее сотворил Господь. Такой, какой ее нашла ты.
— Едва ли Господь сотворил ее мертвым камнем, — заметила я. — Там внутри наверняка кто-то жил — улитка или еще кто-нибудь.
— И все же пусть остается такой, как сейчас. Спасибо тебе, детка. Как же тебя зовут?
— Мэри. Мэри Эннинг. Мэри Первая сгорела и умерла. А мне уже почти десять. В детстве меня ударило молнией, но я выжила.
Сама не знаю, зачем я ей все это выложила, но мой рассказ, судя по всему, ее впечатлил.
— Ну и ну! Вот это история, Мэри! Что ж, тогда понятно, откуда в тебе эта сила духа! Смотри только, как бы она не довела тебя до беды! — с этими словами дама погладила меня по голове, словно собаку (признаться, это меня страшно разозлило), и ушла.
— Выходи сейчас же! Эй ты, негодяй! — крикнула я тут же, вновь повернувшись к кустам.
Из-за укрытия показалась уже знакомая белокурая голова. У моего преследователя было чистое лицо, залитое легким румянцем, — такие лица бывают у детей из богатых семей, где на мытье не жалеют воды и мыла. На меня смотрел мальчик в синей бархатной куртке, старше меня года на два, а то и на три. Глаза у него были круглые, навыкате, как у кролика или скумбрии. Он уставился на меня как дурак, раскрыв рот. А потом бросился наутек. Опять!
— Трус! — крикнула я ему вслед уже второй раз за день.
***
Впрочем, меня и саму охватил страх, когда я пробралась домой через черный ход и сбросила перепачканные башмаки.
Матушка на кухне чистила репу. Лицо у нее было мрачнее тучи.
— И где это вы изволили пропадать, юная леди?
Она с такой яростью вонзила нож в репу, будто хотела ее прикончить.
Я достала монету, и она сверкнула у меня на ладони, точно зеркальце в лучах солнца. И тут же, словно по волшебству, матушкино лицо просветлело — так светлеет небо над Коббом, когда ветер разгоняет грозовые тучи.
Но радость оказалась недолгой.
— Где ты взяла эти деньги? — тут же строго спросила матушка.
Меня охватило чувство гордости.
— Я продала окаменелость! Нашла и продала! — вызывающе ответила я.
— Ты совсем стыд потеряла? Торговать находками в воскресный день! — вспылила матушка.
— Я совсем забыла про воскресенье, да и моя покупательница тоже. Это была знатная дама, и ей было все равно. Она выглядела очень довольной и сказала, что я далеко пойду!
— О, это уж точно, — мрачно съязвила матушка. — Далеко-далеко, прямиком в рундук Дэви Джонса!
[3] Во всем виноват твой папаша! Говорила я ему, что незачем брать вас на Черную Жилу да искать эти ваши камни! Добром это не кончится! Помяни мое слово!
— А разве… разве полкроны — не добро, матушка? По-моему, очень даже! Можно я завтра куплю немного баранины к ужину? Уж что-что, а торговаться я умею!
Матушка невольно улыбнулась, хоть и старалась сохранять грозный вид.
— Ладно уж! Может, эта твоя покупательница права и ты в самом деле далеко пойдешь. Вот только всегда смотри под ноги. Черная Жила, поди, не кусками баранины усеяна, а кое-чем похуже, верно, юная леди? И не надо мне тут рассказывать про останки овец, упавших с утеса. Довольно с меня. Займись лучше делом и убери грязь, которую ты развела у порога.
***
На следующий день мы с наслаждением лакомились вкуснейшей тушеной бараниной, а все благодаря мне и моей драгоценной находке! Меня так и распирало от гордости, пускай это и грех. Было ли мне стыдно, спросите вы? Ничуть!
Вот только радость моя длилась недолго. Пока мы мыли и вытирали посуду, Джозеф то и дело больно пихал меня под ребра и заговорщически подмигивал. Судя по всему, мой братец и сам был неплохим шпионом. Когда матушка на что-то отвлеклась, он прошептал мне на ухо:
— Ба, да у тебя завелся поклонник!
Я собралась толкнуть его в ответ, но он, звонко смеясь, торопливо выскочил из кухни. Я кинулась следом — нужно было выяснить, что же ему известно.
Джозеф признался, что видел, как мальчишка-шпион бегал за мной, будто щенок, а потом принялся задавать мне дурацкие вопросы, которые я изо всех сил старалась пропускать мимо ушей. Понравился ли мне его бархатный наряд? Очаровали ли меня его кудряшки? Захотелось ли мне его поцеловать?
При этом Джозефу было прекрасно известно, что у меня нет времени на наряды и что франтоватые мальчишки казались мне еще глупее разряженных девчонок. А уж поцелуи… Бр-р-р! Я стукнула Джозефа кулаком и заявила, что мне нет никакого дела до того, кто прячется по кустам и шпионит за мной, и что я ничегошеньки о нем не знаю.
Когда матушка выглянула из столовой, я грозно посмотрела на брата и провела указательным пальцем по шее — намекая, что с ним будет, если он все ей расскажет.
Джозеф ухмыльнулся и снова подмигнул.
Ох уж эти несносные мальчишки!
5. Как поймать шпиона
Действительно ли я ничего не знала о загадочном мальчишке? По его одежде можно было догадаться, что он учится в школе для юных джентльменов, расположенной на холме, вдалеке от зловонных рыбных сетей и клетей, набитых раками. Он, вероятно, хотел стащить мои сокровища или же деньги, вырученные за них. Вот только зачем мальчишке из богатой семьи мои гроши? Впрочем, не было никакой возможности выяснить, что же у него на уме, ведь каждый раз, когда мне удавалось его застукать, он позорно сбегал. Какой трус, право слово!
А может, сумасшедший.
Я твердо решила поймать его и все разузнать. Он старше меня, стало быть, должен вести себя гораздо смелее, но куда там! Это был трус, каких поискать! У меня что, три головы? Или я плююсь огнем, как дракон? А жаль! Вот было бы здорово! Только вообразите!
В общем, я поняла: нужно придумать ловушку для моего преследователя.
***
Днями напролет я только и думала, как же его поймать. Всякий раз, когда мы с братом встречались взглядами, Джозеф выразительно стучал себе пальцем по носу и подмигивал мне, как будто читал мои мысли, и это страшно меня злило.
Опять настало воскресенье, я пошла в школу, но никак не могла сосредоточиться на уроках, поскольку все время думала о загадочном преследователе.
В воскресной школе я сидела за одной партой с Хэтти Боудич. Она была румяной, златовласой, как и мой шпион. Шел урок письма. Хэтти что-то гнусаво напевала, медленно-медленно выводя буквы в прописи и высунув от усердия кончик языка. Стоял первый теплый весенний день. Вдруг огромная муха с синеватым брюшком, поблескивающим, будто кусочек стекла на солнце, упрямо забилась в окно. Ее громкое жужжание слилось с гудением Хэтти. Казалось, еще немного — и моя голова вот-вот лопнет от шума.
