Эксперт-психолог не мог исключить, что Кора Вальден находилась в состоянии алкогольного опьянения, а значит, с нее снималась уголовная ответственность. Из-за этого осудить ее за предумышленное убийство не представлялось возможным.
Тем не менее это дело нельзя рассматривать как тираноубийство. Хотя бы потому, что в нем нет одной из центральных предпосылок для такого поступка: психологического подчинения женщины и связанной с ним безвыходности ее положения. Поступок Коры Вальден на самом деле больше похож на поступок, совершенный мужчиной. Возможно, потому что она проходила социализацию преимущественно в мужской среде – публичные дома и сутенеры, – где насилие используется как эффективное средство разрешения конфликтов. Но, может быть, еще и потому, что под воздействием алкоголя обиды всей жизни вылились в один большой поток насилия. Особенно в так называемой среде алкоголиков мы постоянно сталкиваемся с преступлениями, в которых даже самые незначительные поводы для спора приводят к эскалации насилия, приводящей к чрезмерно жестоким убийствам. Во всяком случае, место преступления также помогло нам понять многое: мы имели дело не с хладнокровным преступником, тщательно планирующим свои действия. Здесь конфликт перерос в сверхубийство.
Молодая семья
Несмотря на такие исключения из правил, статистика все равно неумолима: это мужчины убивают своих партнерш, а не наоборот. При этом запланированному убийству обычно предшествует длительный конфликт, почти всегда связанный с уже состоявшимся или предстоящим расставанием либо с угрозой потери партнерши.
Мужчина воспринимает расставание как утрату и, прежде всего, как отвержение собственной личности, как экзистенциальную угрозу. Соответственно следы на месте преступления и на жертвах говорят о том, что преступление было совершено под влиянием эмоций, хотя чаще интимициды носят спланированный характер, чем совершаются в состоянии аффекта. Давление эмоций определяет интенсивность насилия: иногда чрезмерное, иногда запредельное, а часто это бывает сочетание разных видов убийства. Злоупотребление алкоголем и наркотиками также увеличивает степень насилия. Угрызения совести, замешательство и отчаяние проявляются в кажущемся «избыточным» поведении преступника, которое выражает особые потребности, например стремление к эмоциональному восстановлению, попытка самоубийства или совершённый суицид.
Но опять же, это не вся правда, как показывает последний случай, описанный в этой главе и в этой книге.
«МОЯ ЖЕНА ИСЧЕЗЛА С ДВУМЯ НАШИМИ МАЛЕНЬКИМИ ДЕТЬМИ. ОНИ СОБИРАЛИСЬ ОТПРАВИТЬСЯ НА БОЛЬШОЙ ШОПИНГ. КОГДА Я УЕХАЛ НА РАБОТУ В ШЕСТЬ УТРА, ОНИ ВСЕ ТРОЕ ЕЩЕ СПАЛИ».
Когда с такими словами Уве Грефе пришел в полицейский участок, чтобы подать заявление об исчезновении своей семьи, для меня и моих коллег началось одно из самых захватывающих и загадочных расследований за всю мою карьеру: поиски двадцативосьмилетней Ани и двух ее маленьких детей, Лизы и Свена, – нескольких недель от роду и четырех лет соответственно.
После того как женщина, чье описание было предоставлено тщательно и подробно, на следующий день так и не дала о себе знать ни мужу, ни родственникам, мои коллеги из отдела по поиску пропавших без вести решили провести розыск с привлечением общественности и опубликовали фотографии пропавших. Редко когда я встречал такое сочувствие населения, как в этом случае. Судьба молодой семьи тронула людей и побудила их предоставить нам все возможные сведения о предполагаемом местонахождении пропавших. Отчаявшемуся отцу семейства, который работал таксистом сам на себя, сочувствовал и симпатизировал весь город.
Поскольку поступающие улики не могли быть обработаны в рамках повседневной работы детектива по расследованию убийств, мы с коллегами стали проверять отдельные версии в составе специальной комиссии: все было безуспешно. Женщина и дети буквально растворились в воздухе.
В то же время криминалисты осмотрели дом Уве Грефе на предмет следов взлома или похищения. Но ничего похожего не обнаружили. Шантажист так и не объявился, а вот поведение Уве Грефе нас удивило: он продал свою эксклюзивную историю одной популярной газете, передал репортерам фотоальбом и сфотографировался с плюшевым мишкой своего сына. Но вот на вопросы моих коллег из отдела по поиску пропавших без вести он отвечать якобы был не в состоянии. Мы задавались вопросом, было ли его поведение похоже на поведение взволнованного и отчаявшегося семьянина, каким он пытался представить себя при подаче заявления о пропаже, на последующем допросе и в своих публичных выступлениях: вырисовывались первые осторожные подозрения.
Пять дней спустя дело неожиданно сдвинулось с мертвой точки – один пешеход нашел недалеко от Бремена тело женщины. Преступник бросил тело в лесу, облил его бензином и поджег. Через два дня обгоревшую до неузнаваемости женщину опознали: это была Аня Грефе. Причина смерти была неясна, но все указывало на то, что было совершено убийство.
За дело взялись мои коллеги из комиссии по расследованию убийств Нижней Саксонии, потому что тело было найдено на их территории, а согласно Уголовно-процессуальному кодексу в этом случае действует принцип места преступления. Это означает, что если место преступления неизвестно, то место, где было обнаружено тело, считается местом преступления. То есть наша специальная комиссия теперь должна была оказывать помощь коллегам из Нижней Саксонии. Если позже в ходе расследования становится известно место преступления, то дело передается в прокуратуру, к которой оно территориально относится, – если оно отличается от места, где было обнаружено преступление. В нашем случае это прокуратура Бремена.
Теперь Уве Грефе снова активно сотрудничал со следствием, но во время ночных допросов оставался последовательным.
«Я НЕ ИМЕЮ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ К СМЕРТИ МОЕЙ ЖЕНЫ И ИСЧЕЗНОВЕНИЮ МОИХ ДЕТЕЙ».
Тем не менее криминалисты и сотрудники специальной комиссии еще раз провели обыск в доме мужчины. Но теперь с другой целью: были ли доказательства того, что Уве Грефе убил свою жену и детей? Полицейские нашли связку ключей его жены и сумку от детской коляски Лизы, которую, по словам нескольких свидетелей, женщина брала с собой во все поездки. Кроме того, Уве Грефе не смог сказать следователям, куда он дел постельное белье, которое сменил в день исчезновения семьи. Все вместе было достаточным основанием для того, чтобы уполномоченный судья выдал ордер на предварительный арест по подозрению в убийстве.
В то же время мы активизировали поиски детей и пропавшего автомобиля и проверили места, с которыми был связан лично или по работе предполагаемый преступник, но все было тщетно. После того как экипаж вертолета обнаружил затонувшую машину в небольшом озере недалеко от фирмы Уве Грефе, я поехал туда. Но обломки, извлеченные из воды, оказались всего лишь автомобилем, угнанным много лет назад.
Тем временем улики против отца семейства продолжали накапливаться: после еще одного обыска в доме мои коллеги наткнулись на квитанцию от одного неместного таксиста за проезд из аэропорта до главного вокзала. Мы задумались, что могла значить эта квитанция, учитывая, что Уве Грефе, сам являясь хозяином фирмы, оказывающей услуги такси, имел в своем распоряжении несколько транспортных средств. Так почему же он воспользовался такси конкурента? Может, он пригнал машину своей жены в аэропорт и оставил ее на одной из парковок? Мы обратились в местную полицию, и, действительно, через некоторое время автомобиль был обнаружен там патрульной службой. Еще одно веское доказательство того, что Уве Грефе был причастен к преступлению: машина его жены была оборудована иммобилайзером, код от которого, за исключением третьего лица, не вызывающего никаких подозрений, знал только он.
