Берта отдернула руку, держащую бумаги, и собиралась их
порвать на глазах у посыльного.
— Не делайте этого, — предупредил мужчина, не делая паузы
при переходе от описания бумаг к советам. — Это вам ничего не даст. Если вы
раздражены, скажите об этом своему адвокату, а не сваливайте вину на меня. Это
все. Благодарю вас. Всего хорошего.
Он повернулся и вышел, прежде чем Берта успела что-нибудь
сказать вдогонку.
Элси первая оправилась от шока.
— Что все это может означать? — спросила она. Берта зубами
порвала веревку, которой были перевязаны бумаги, развернула хрустящие
официальные документы и начала читать вслух:
«В ВЫСШИЙ СУД ШТАТА КАЛИФОРНИЯ ОКРУГА ЛОС-АНДЖЕЛЕС
Истец
ИМОДЖЕН ДИРБОРН,
против ответчиков
БЕРТЫ КУЛ как частного лица и как партнера, ведущего дела
фирмы «Кул и Лэм»;
ДОНАЛЬДА ЛЭМА как частного лица и как партнера, ведущего дела
фирмы «Кул и Лэм»
Истец обвиняет ответчиков в следующем:
1. Восьмого апреля 19… года в пределах города Лос-Анджелес,
округа Лос-Анджелес, штаг Калифорния, ответчики преднамеренно и умышленно
сделали ложное и клеветническое утверждение, касающееся вышеупомянутой истицы и
ее репутации, честности, чести, и вышеупомянутое утверждение было
сформулировано с целью нанесения ущерба репутации истицы.
2. В вышеозначенное время и в вышеозначенном месте
вышеупомянутые ответчики заявили перед неким Эвереттом Дж. Белдером, который
являлся работодателем истицы, что га прохвостка и влюблена в своего
работодателя, что с целью заставить вышеупомянутого работодателя стать
чувствительным к ее привязанности и с целью повышения по службе, вышеупомянутая
истица предварительно написала анонимные письма жене вышеупомянутого
работодателя, обвиняя его в неверности по отношению к жене и надеясь
посредством этого вызвать разрыв супружеских отношений с тем, чтобы
вышеупомянутый работодатель оказался свободным и смог жениться на истице;
результатом вышеупомянутых писем явилась смерть некоей Салли Брентнер, нанятой
в качестве горничной в дом Белдера, явившаяся либо несчастным случаем, либо
самоубийством, и в любом случае вызванная и спланированная вышеупомянутой
истицей как результат действия вышеупомянутых писем и явившаяся их естественным
и логическим результатом.
3. Вышеупомянутые заявления, и каждое из них в отдельности,
были ложными и неверными и произнесены ответчиками с сознанием их ложности и
(или) с безрассудством, которое является полным пренебрежением правдой.
4. Вышеупомянутые утверждения, и каждое из них в
отдельности, были сделаны в присутствии истицы, ее работодателя и других
свидетелей, и в результате чего истица получила нервный шок и испытала
смущение, раздражение и унижение; в результате вышеупомянутых заявлений, и
каждого из них в отдельности, восьмого апреля 19… года вышеупомянутый
работодатель уволил истицу с работы.
5. Все вышеупомянутые утверждения не только оказались
ложными, но их ложность была известна вышеупомянутым ответчикам в то время,
когда данные утверждения были сделаны, и каждое из вышеупомянутых утверждений
произносилось с преступными намерениями по отношению к истице, с опрометчивым
пренебрежением к правде и с обдуманным намерением опорочить репутацию истицы.
ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ истица обращается к суду против
вышеупомянутых ответчиков с просьбой взыскать с них сумму в размере пятидесяти
тысяч долларов в качестве компенсации за причиненный ущерб и дополнительно
пятьдесят тысяч долларов в качестве карательных вычетов, что составляет сто тысяч
долларов, при этом истица обращается к суду с просьбой включить в эту сумму ее
судебные издержки.
А. Фрэнклин Колбер, адвокат истицы».
Жизненные силы, которые так недавно вдохнул в Берту морской
бриз, оставили ее. Колени подогнулись, и она опустилась на стул.
— Без ножа зарезала! — воскликнула она.
— Но как она может вас преследовать? — негодующе вскричала
Элси. — Боже мой! Вы же не арестовали ее и ничего не сделали.
— Она сумасшедшая! Все выяснилось прямо в кабинете Белдера,
перед нашим уходом. Эти письма к миссис Белдер писала Салли Брентнер Бог знает
зачем. Даже в голову не могло прийти ее заподозрить. Никто и никогда не узнает,
почему она это сделала.
— Вы перед ней извинились?
— Я не причинила ей никакого вреда, разве что она проронила
несколько фальшивых слезинок.
— Но в иске сказано, что Белдер ее уволил, — заметила Элси.
— Для чего ему понадобилось ее увольнять, если все выяснилось?
— Не знаю. Но он мог это сделать и по какой-то другой
причине. Они поругались перед тем, как мы с Селлерсом пришли к нему в офис.
— Откуда вы знаете?
— Я видела, как она плакала. А не кажется ли тебе, что этот
ловелас воспользовался моими словами, чтобы избавиться от этой девчонки?
— Вполне возможно.
— Хорошо. Сейчас я это выясню, — заявила Берта.
— А как она может через суд преследовать нашу компанию? —
спросила Элси. — Ведь Дональд не имеет к этому никакого отношения.
— Скажут, что я действовала не только от своего имени, но и
от имени компании. Я могу задержать ход этого дела, поскольку Дональд в Европе…
Нет. Будь я проклята, если я сделаю это. Я появлюсь сама, от имени компании.
Дональду незачем беспокоиться. Все закончится до того, как он успеет что-нибудь
узнать. Берта взглянула на часы. — Мне надо повидать Эверетта Белдера и дать
ему пищу для размышлений. Я выясню, что за всем этим скрывается. Он не может
использовать меня и умыть руки. Вот что выходит, когда хочешь вести тихую
жизнь. Я берусь за дело, которое считаю легким, пытаюсь избавиться от него,
когда оно становится трудным, и тут мне предъявляют судебный иск на сто тысяч
долларов за ущерб.
— А вы, — спросила Элси, когда Берта направилась к дверям, —
назвали ее прохвосткой?
Берта распахнула дверь, повернулась и сказала:
— Ты чертовски права, я назвала ее прохвосткой. — И
негодующе застучала каблуками, удаляясь по коридору. Ей удалось поймать такси
прямо у выхода.
— «Рокэвей-Билдинг», — сказала она, запихнув себя в машину,
— и поторапливайтесь.
В офисе Эверетта Дж. Белдера Берта нашла новую секретаршу:
высокую худую женщину, которой было за сорок, с худым лицом, нескладной
фигурой, острым выступающим подбородком, длинным с горбинкой носом и чопорными
манерами.
— Доброе утро. Мистер Белдер у себя?
— Простите, кто его спрашивает? — Слова произносились с
особенной интонацией, и простой вопрос становился длинным и чересчур
официальным.
