— Вы назвали ее прохвосткой, миссис Кул?
— Да.
— Это плохо.
— Почему?
— Это предполагает предумышленность ваших действий.
— Какое, черт возьми, это может иметь отношение к делу?
На лице Друмсона появилась отеческая, слегка
покровительственная улыбка.
— Видите ли, миссис Кул, закон предусматривает определенную
неприкосновенность для лица, которое действует добросовестно и без злого
умысла, как должно поступать благоразумное лицо. В глазах закона существуют
определенные отношения, которые можно назвать привилегированными, но для того,
чтобы воспользоваться их преимуществом, лицо должно показать, что все, что оно
говорило, честно и без злого умысла.
Как я понимаю ситуацию, вы — частный детектив и наняты
Эвереттом Белдером для того, чтобы узнать, кто написал эти письма. У вас были
веские основания считать, что данным лицом является та секретарша. Это была
ошибка, но ошибка честная, которую может совершить каждый.
Берта поспешно кивнула.
— Итак, миссис Кул, — продолжал Друмсон, — ваше положение
может стать привилегированным при условии, что ваши слова не несли злого
умысла.
— Так оно и было. Я даже не знала эту девушку.
— Тогда почему вы назвали ее прохвосткой?
— Я действовала на основании своего предположения, —
продолжала Берта. — Я права?
— Должен вам сказать, миссис Кул, что многое зависит от
обстоятельств. Ваше предположение относительно ее вины могло быть обоснованным,
сделанным на основании изучения всех улик. Полагаю, вы заявили, что та самая
Салли Брентнер оказалась виновной стороной?
— Да.
— Как вы это обнаружили?
— Это обнаружила полиция, — неохотно заметила Берта.
— Каким образом?
— Второе письмо показывает, что его автор должен был знать,
что происходит в кабинете Белдера. Полиция решила, что кто-то находился в офисе
на другой стороне улицы и оттуда смотрел в окно кабинета. Полиция выяснила, что
для этой цели подходят только один или два офиса. Было известно время, когда
все это происходило. Салли была у дантиста и сидела в кресле напротив окна.
Друмсон нахмурился.
— Но почему вы этого не сделали, миссис Кул? Мне кажется,
это был наиболее логичный способ найти виновного.
— Я думала, что мне не надо этого делать.
— Почему?
— Я была уверена в доказательствах, которые мне необходимы.
— В таком Случае, вы намеренно проигнорировали эти улики?
— Ну, я не знаю, было ли здесь что-либо намеренное.
— Другими словами, — сказал Друмсон, — в то время это просто
не пришло вам в голову, не так ли?
— Ну, — протянула Берта, — это… — Она заколебалась.
— Ну, ну, — подбодрил ее Друмсон, — вы должны раскрыть
вашему адвокату все факты, миссис Кул, иначе он ничего не сможет сделать для
вашей пользы.
— В общем, — проговорила Берта, — сержант Селлерс настаивал
на том, чтобы подойти к делу с этой стороны, но я говорила ему, что в этом нет
никакой нужды.
В голосе Друмсона послышалось возмущение:
— Моя дорогая миссис Кул! Вы хотите сказать, что полиция
наводила вас на мысль, что это логично и это возможный путь отыскать нужного
вам человека, и что вы не только отказались вести расследование подобным
образом, но еще и отговаривали полицию, а потом выдвинули ваше «обвинение»
против Имоджен Дирборн?
— Когда вы переворачиваете все таким образом, это звучит как
адская какофония.
— Миссис Кул, дело перевернут адвокаты другой стороны.
— Хорошо, допускаю, что это похоже на правду.
— Это плохо, миссис Кул.
— Почему?
— Это означает, что вы отказались провести расследование. У
вас не было никаких веских причин выдвигать такое обвинение. В этой ситуации
есть все основания вести речь о злом умысле, что лишает вас привилегированных
отношений, предусмотренных законом.
— Вы говорите так, словно являетесь адвокатом
противоположной стороны.
Друмсон улыбнулся:
— Подождите, и скоро вы действительно услышите адвокатов,
представляющих другую сторону. Теперь это позорящее выражение… Что это было?
Давайте посмотрим… Ах, да, прохвостка… прохвостка, миссис Кул. Зачем вам
понадобилось так ее называть?
Берта вспыхнула.
— Потому что это самое мягкое слово, которое только можно
употребить при описании лживой, притворной, маленькой…
— Миссис Кул!
Берта замолчала.
— Миссис Кул, вопрос о злом умысле — самый важный в этом
деле. Если вы хотите выиграть процесс, то должны доказать, что по отношению к
истице у вас не было злого умысла. В будущем говорите об истице как об очень
достойной молодой женщине безупречного поведения. Она, вероятно, ошибается, но,
поскольку речь идет о ее поведении, она — образец добродетели. В противном
случае, миссис Кул, это будет стоить вам больших денег. Вы понимаете?
— Хорошо, но, когда я разговариваю с вами, разве я не должна
сказать правду?
— Когда вы разговариваете со мной, с друзьями, даже когда вы
думаете, вы должны упоминать об этой молодой женщине только в тех словах и
выражениях, которые вы могли бы повторить в любом месте. Разве вы не понимаете,
миссис Кул, что ваши мысли, как и ваша беседа, являются отражением ваших
привычек? Если вы употребляете резкие выражения в ваших мыслях или в разговоре,
эти слова бессознательно выскочат в самое неподходящее время. Теперь повторите
за мной: «Эта молодая женщина — очень достойная молодая женщина».
С очевидной неохотой Берта проговорила:
— Будь она проклята, достойная молодая женщина.
— И следите за тем, чтобы вы не говорили о ней по-другому, —
предупредил Друмсон.
— Я постараюсь, если это сбережет мне деньги.
— Какие свидетели присутствовали при этом?
— Эверетт Белдер и…
— Сейчас, одну минутку. Мистер Белдер — это ваш наниматель?
— Мой клиент.
— Прошу прощения, ваш клиент. А кто еще?
— Сержант Селлерс, из главного управления. Друмсон просиял.
— Думаю, это неплохо, миссис Кул. Там больше никого не было,
кроме истицы?
— Еще Карлотта Голдринг — свояченица Белдера.
