Берта не делала никаких комментариев.
— Очень важно, чтобы вы представили себе реальную картину.
— Я все представила.
— Сомневаюсь, миссис Кул. В юности я не была сорвиголова,
как мальчишки, но также не была и сверхсексуальной недисциплинированной натурой,
а была молодой девчонкой, которая с интересом присматривалась к взрослой жизни
и стремилась к ней. Я не терпела лицемерия и фальшивой скромности, под которыми
скрывалась суть поступков старших. Я любила испытывать жизнь и использовать
любую предоставившуюся возможность. Это возбуждало. Мне не терпелось окунуться
головой во все, что было создано для жизни и, казалось, должно мне понравиться.
И вот я узнала, что у меня будет Карлотта.
Когда я это поняла, то нисколько не испугалась. И даже не
испытывала особенного стыда. Просто была удивлена и немного поражена, что такое
могло случиться со мной. Я ушла из дому и нашла работу в другом штате. Перед
рождением Карлотты я связалась с одной организацией. Я не подписала отказ от
права на моего ребенка, согласно которому мой ребенок мог быть удочерен и
хорошо устроен в какую-нибудь семью. Дочь была моей. Я знала, что не могу ее
содержать, но у меня было чувство собственности. Она всегда была моей, где бы
мы ни находились. Помните, миссис Кул, это были времена, когда работа не была
легкой, и я голодала.
— Я тоже была голодна, — просто сказала Берта.
— А теперь, миссис Кул, я скажу кое-что об обычаях. Думаю,
что они лежат в основе моего лицемерия и самообмана, но они — общепринятая
модель жизни. Это правила, согласно которым ведется игра. Как только вы
нарушаете правила, вы обманываете общество, а начав нарушать их, теряете свою
позицию открытого неповиновения и начинаете скитаться по разным углам. Нарушив
одно правило, вы очень скоро нарушаете и другое. Вас засасывает. Медленно,
незаметно вы теряете свою независимость. Вы занимаете оборону и после этого
развиваете скрытую сторону вашей натуры.
Берта нетерпеливо произнесла:
Послушайте, вы пытаетесь оправдаться передо мной. Не делайте
этого. Не нужно. Если у вас есть деньги, а у меня — время, я сделаю то, что вы
хотите. Если у вас нет денег, то у меня нет времени. Вы, вероятно, не обратили
внимания, что и у меня были свои взлеты и падения. Я сама немало испытала в
этой жизни.
— Я говорю это для того, чтобы вы правильно поняла ситуацию.
— Я все прекрасно понимаю, но как миссис Голдринг смогла
удочерить вашу дочь, если вы не подписывали бумаг об отказе прав на нее?
Это как раз то, что я пытаюсь вам объяснить.
— Хорошо, тогда объясняйте.
— Миссис Голдринг даже двадцать лет назад была настойчивой
личностью и интриганкой.
— Могу себе представить.
— Она пошла в организацию, где оставляли детей для
усыновления. Тогда желающих усыновить было намного больше, чем детей. У миссис
Голдринг была уже дочь, миссис Белдер. Она не могла больше иметь детей, но ей
захотелось, чтобы у ее дочери была младшая сестра. Ей сказали, что придется
подождать. Там она увидела Карлотту, которая сразу же понравилась ей. Одно
ответственное лицо сказало ей, что мать оплачивает содержание дочери и, хотя с
некоторых пор плата перестала поступать, о подписании бумаг об отказе не было
речи. Они очень беспокоились по поводу сложившейся ситуации.
— И что же сделала миссис Голдринг? — спросила Берта.
— Миссис Голдринг либо заставила их нарушить одно из правил
учреждения, либо, что более вероятно, завоевала их доверие и воспользовалась
им, чтобы украсть документы Карлотты.
— Она могла это сделать, — заметила Берта.
— Потом она пришла ко мне и заставила подписать бумагу об отказе!
— Заставила?
— Да.
— Каким образом?
— Я уже говорила вам, что когда начинаешь нарушать правила,
то нет ничего значительного, что могло бы остановить. Вы…
— Не трудитесь объяснять все это. Только скажите, почему вы
подписали?
— Один человек не в состоянии воевать со всем миром. Нет
никакой разницы, право общественное мнение или нет. Ни один человек не силен
настолько, чтобы встать против общественного мнения и выдерживать все удары… Вы
когда-нибудь боролись с огромным тучным мужчиной, миссис Кул?
Берта сдвинула брови, словно рылась в своей памяти.
— Не-е-т, — наконец протянула она. — Ну, если это и было, то
я не могу сейчас вспомнить.
— А я боролась, — сказала посетительница. — И борьба с
общественным мнением все равно что борьба с таким мужчиной, который берет вас
своим весом. Ему не нужно ничего делать — вы просто не можете бороться с этой
чудовищной массой.
— Прекрасно, — нетерпеливо сказала Берта. — Вы не могли
бороться против общественного мнения. Вы сказали об этом уже четыре или пять
раз.
— Это объясняет, почему миссис Голдринг удалось заставить
меня подписать отказ. Когда она нашла меня, я была в исправительном доме.
— Ого!
— Вы можете понять ситуацию, в которую она меня поставила.
Она сделала это очень мило в форме шантажа. В тюрьме я была без средств и не
могла поддерживать дочь. Миссис Голдринг могла дать ей уютный дом. Какие только
мечты я не лелеяла: я хотела подождать до тех пор, когда моя девочка вырастет и
поймет свою мать, а потом воссоединится со мной. Я мечтала сама обеспечить ее
домом, пока она была еще настолько мала, чтобы помнить о приюте, но все мечты
испарились. Пять лет я находилась в трудном положении. Я не работала, но в то
время я не могла знать, что мне и не придется этого делать.
— В каком же затруднительном положении вы находились? —
спросила Берта.
Посетительница нахмурилась:
— А это, миссис Кул, грубо говоря, не ваше дело.
— Валяйте, можете говорить грубо, — разрешила Берта. — Я
сама грубая женщина.
— Это не поможет делу.
— Так что же вы хотите? Женщина улыбнулась:
— Мои руки связаны. Миссис Голдринг имеет на меня влияние.
— Я вас не понимаю.
— Она знает мое прошлое, и из-за этого я не могу действовать.
Карлотта будет шокирована, если узнает, что ее мать находилась в исправительном
доме. С другой стороны, сейчас я могу сделать для дочери гораздо больше, чем
миссис Голдринг. Она истратила страховку, которую получила после смерти мужа. Я
же относительно богата.
Берта с любопытством спросила:
— Как это вам удалось выбраться из тюрьмы, да еще получить
денег, чтобы…
— Боюсь, что мне снова придется быть грубой, миссис Кул.
