Он сказал это очень сдержанно, не унизив ее достоинства.
«Потому что ты умнее их обоих и знаешь, как использовать ресурсы подчиненных», — подумала она, немного придя в себя. Ей стало стыдно за свои слова.
— Наладить связь в ближайшее время не получится, — продолжал японец. — А значит, надо действовать, будто мы — последние. Именно для этого нас запихали в эту консервную банку. Мы должны остановить его. Я просчитал его траекторию. Он нацелился на Женеву.
Эшли охнула. Конечно, будь это Лондон, где жили ее мать, сестра и племянники, ее тревога была бы сильнее. Но тоже хорошего мало. Это была далеко не самая крупная агломерация Европы, но уж точно самая важная. Если не мозг, то сердце Содружества и его символ.
— Но даже если бы связь была исправна, я соблюдал бы радиомолчание и не отвечал бы на позывные, — продолжал Гарольд. — Там внизу у наших врагов может быть еще что-то запасено. Можно нарваться на новый удар. Пока мы не выполним задачу, нельзя резко менять траекторию и выдавать хоть что-то в эфир. Надо делать вид, что мы погибли, а корабль несется по инерции. Будем притворяться мёртвыми, как суслик перед ястребом. А сами тем временем попытаемся его достать.
— А разве спутники или ракеты земля-космос…
— Всех «Гарпий» над Европой эти уроды скорее всего сбили, — проговорил Синохара, — Остальным понадобится минимум десять часов на смену эшелона и орбиты.
С земли, конечно, могут попасть. Во Франции на базе Шамбле-Бюссьер современные рельсовые пушки. Но это все, что у них есть. Ракетная база Повидз в Польше… там противоракеты старые. Которые годятся только против древних МБР. Их должны были модернизировать в прошлом году, но почему-то опять не нашли денег. Если «грузовик» не сбросит скорость ниже десяти скоростей звука… они могут попасть в него только случайно. А он не сбросит. «Рельсам» я не доверяю.
— У него на борту бомба?
— Я уверен, что ее нет. Она ему не нужна. С таким ускорением ему даже не надо падать на правительственный квартал. Достаточно вблизи. От взрыва погибнет все живое в радиусе нескольких километров. А это ведь главный город Содружества. Не тундра и не пустыня. Погибнут сотни тысяч людей. Не говоря уже об административном коллапсе.
— Как же вышло… что этот город ничем не прикрыт?
— Я тоже хотел бы знать. Не ждали, что у террористов столько сообщников внизу. Вот это операцию они провели. Сотни людей задействовали. Может, тысячи. Но эти ниточки пусть потом СПБ распутывает. Конечно, над Москвой, Вашингтоном, над Колорадо или над Ванденбергом его бы сбили сразу. Но это Западная Европа. Швейцария! Тут живут люди, которые помешаны на экологии. Которые не любят концентрации ракетного оружия с ядовитыми двигателями. Гребанные пацифисты, как сказал бы наш покойный командир. Которые привыкли, что их безопасность обеспечивают другие. Может, они и заслужили что-нибудь себе на голову. Но мы еще живы. И через считанные минуты сблизимся с этим недоделанным камикадзе.
— Мы летим с ускорением? — догадалась Эшли. Она уже научилась отличать полный покой от даже небольшого разгона.
— Не более 0,2 g. Просто корректируем курс. Мы держимся той же орбиты, которую заняли до попадания. Четыре из двадцати маршевых двигателей работают. Но лучше бы их все закоротило. Есть новость хорошая и плохая. Хорошая. Наша траектория почти пересекается с траекторией «Теодора Рузвельта». Он приближается к планете, и, если не изменит курс, скоро окажемся у него на пути.
— Мы что, можем столкнуться?
— Нет, конечно, но пройдем очень близко. Всего в тридцати километрах. Сам он воспринимает нас как космический мусор, у него слабые радары, а в радиодиапазоне мы не излучаем. Можно будет отстреляться всем, что есть… из восьми «Эваланшей» — пять доступны. И кинетическая пушка тоже, но лучше обойтись без нее. А теперь плохая новость. Мы можем не успеть выстрелить.
— Это еще почему? — Эшли уже сама злилась, что приходится вытягивать из коротышки каждое слово клещами. — Что показал твой осмотр? Что нам угрожает, Гарольд?
— Самое страшное — это не системы жизнеобеспечения. У нас воздуха на месяц. Воды с учетом рециркуляции сколько угодно. Правда, продуктов всего на неделю. Но если не сумеем стабилизировать оставшиеся двигатели, через пару часов будем радиоактивными обломками с вкраплением органических молекул.
Он слабо улыбнулся, буквально чуть приподняв уголки рта, но она поняла, что он не шутит.
— Я не могу отключить эти движки, контрольные цепи повреждены. По моим прикидкам, это дает высокую вероятность критического нагрева в течение нескольких часов. И тогда… бабах!
— Если не починим их?
— Если не отключим. Да, тогда мы лишимся почти всей энергии. Но солнечных элементов хватит, чтоб продержаться до прихода подмоги, если тратить экономно. У нас ведь еще аккумуляторы есть.
Эшли знала, что главное в ТЯРД-двигателях — удерживающий раскаленную плазму электромагнитный контур. Внутри которого, очень грубо говоря, постоянно взрываются небольшие термоядерные бомбы. Если это магнитное поле любого из движков отключится… нет, двигатель не остановится. Просто корабль разорвет на клочки. Да, в этом был ключевой недостаток этой прорывной… но пока еще необкатанной технологии.
Гарольд между тем уже стоял у шкафчика с инструментами. Он рылся в нем, иногда вытаскивал то один, то другой прибор, но снова откладывал обратно.
— Шимата, — наконец, выругался он по-японски.
Эшли знала, что это означает «ошибся». Но в данной ситуации можно было перевести как: «проклятье!». Или «дерьмо, черт, облом!».
— Эти штуки для мелкого ремонта. Серьезный предполагалось проводить на заводе. Кто вообще придумал эти табели снаряжения? — и он еще раз неразборчиво произнес что-то на языке своих предков.
Наконец, в его руке оказался крохотный предмет, похожий на ручку или лазерную указку. Микрорезак для нулевой гравитации. Капитан Синохара нажал на кнопку, и из наконечника появился пятисантиметровый красный лучик. Эшли догадывалась, почему тот сделали видимого спектра. Иначе можно себе руку или шею проткнуть невидимым острием, и заметишь это слишком поздно.
«Да что он собрался им делать?» — только и успела подумать женщина, когда японец вдруг с гортанным вскриком полоснул себя лучом по указательному пальцу.
Он сделал круговой надрез вокруг его основания. Рассек мякоть. Кость, судя по всему, не задел. Иначе бы просто ампутировал его. А он просто снял с него кожу, словно напальчник.
От неожиданности Эшли вскрикнула и зажала рот рукой. Неужели психика невозмутимого спутника дала трещину? Не говоря о том, что она не любила вид крови с детства.
Но сначала крови не было, разрез был чистым. И вдруг из него появилась тягучая капля, не красная, а мутно-желтая, как нерафинированное масло. Она росла, похожая на насосавшегося клопа, но раньше, чем успела сорваться, Гарольд промокнул ее салфеткой.