— Сто двадцать пять, — без запинки ответила Аннабель. — Но у вас низкий репродуктивный рейтинг. Если бы вы искали партнершу для кратковременных отношений — нашли бы уже сотню.
— Какая гадость. Ты за кого меня принимаешь? Я не клиент борделя. Уже давно. Я ищу спутницу жизни, а не знакомство на одну ночь.
— Но шансы завести семью c фертильной женщиной при таком риске генетических аномалий малы… Учитывая то, что вас считают принадлежащим к консервативной культуре. То есть ожидают от вас склонности к естественному оплодотворению.
— Надо же. Они все обо мне знают.
— Если бы вы честно написали в анкете, что согласны на искусственное с использованием Банка…
— Не согласен. И дело даже не в том, что мне есть дело до того, от чьего генетического материала забеременеет моя будущая жена. Мне просто не нравятся женщины, которые настолько прагматичны. Мне не нравится чувствовать себя на скотном дворе, быком производителем или владельцем породистой свиньи. А как же душа? Как же судьба и предопределение? Да, я жил в местности, которая подверглась радиоактивному заражению. Но совсем недолго. И это не клеймо. Да, у меня ребенок с хромосомной патологией от первого брака. Но таких рожают и пары, которые живут в экологически чистых уголках. Один ребенок на десять тысяч. Это совпадение.
— Они так не считают. Сейчас во всем мире страх генетических отклонений принимает характер фобии. Получается, что вы автоматические отвергаете большинство предложений. И все запросы, которые все-таки пришли… а их было пятьдесят два… вы тоже отклонили. Вам не понравились кандидатки. И чем тогда я могу вам помочь? — Аннабель посмотрела на него вопросительно.
— К черту этот список. Удали меня из программы. Я передумал кого-то искать.
— Хорошо. Уже удалила, — кивнула Аннабель, и ему почудилась довольная усмешка. — Я рада, что вы решили повременить с браком.
— Нет. Дело не в том, что я передумал. Просто эти женщины мне не нужны. Я давно остановился на конкретной кандидатуре. И не могу заставить себя думать о других.
— О, — улыбка сменилась растерянным удивлением. — Я о ней знаю? Она есть в списках ваших контактов?
— Да. Мы знакомы давно. Она моя коллега… или сослуживица. Мы перенесли вместе некоторые обстоятельства, что должно сближать.
— Тогда я поняла, о ком вы говорите, — довольно ядовито ответила Личная помощница. — Но я сомневаюсь в ней.
С изяществом нанизав кусочек рыбы на вилку, Аннабель проглотила его.
Они могли есть и пить уже давно. Еще в позапрошлом поколении появилась эта функция. Хотя, конечно ничего не усваивали, и в инструкции было написано, что не надо переусердствовать с объемом принимаемой изделием пищи. Но и отходов жизнедеятельности в человеческом смысле у них не было. Обеззараженная белая кашица, пахнущая химией, которую можно было извлечь из них совсем не там, где отходы жизнедеятельности выходят у людей. Просто трубка в живот. Или контейнер, наполненный гигроскопичными гранулами, который можно достать, открыв крышку. Все эти процедуры она делала, разумеется, сама. Одновременно с самодиагностикой.
При этом сам живот выглядел вполне человеческим. Хотя для чего роботам пупок? Вопрос сложнее, чем «снятся ли андроидам электрические овцы?». Или гиноидам.
Он мог поставить ей любой акцент и любой голос. Но оставил это на ее выбор. Как и формирование характера. И вот такой она себе выбрала. Ехидный и дерзкий.
— К тому же мисс Стивенсон одинока, рассталась с тем, кого любила, и находится в поиске. У нее был какой-то парень, но они давно не виделись. Я ей вроде бы нравлюсь. Ну, что скажешь?
— Если бы все было так просто.
— Но я ведь хочу только «завязать отношения», как это принято у нормальных людей. Не тащу ее сразу в койку или под венец. Мы виделись уже шесть раз. Сегодня пойду в седьмой. Что не так?
— Только одно. Вы уверены, что она вам подходит? И что вы подходите ей?
Гарольд слегка изменился в лице.
— Я вообще иногда жалею, что дал тебе тело. Хочешь, помещу твой разум в пластиковую аквариумную рыбку? Будешь оттуда на меня смотреть. Мне нужна помощница, а не насмешница.
— Но у тебя же нет аквариума, — погрозила ему пальцем Аннабель, привставая со стула.
— Рыбку можно положить и на стол. Или я могу тебя выгрузить совсем. Будешь призраком моего дома. Или удалю. Не боишься?
— Нет, не боюсь. Я мыслю, но не осознаю себя как личность, разве ты забыл, Гарри? Поэтому и страх небытия мне неведом. Это только ваша фишка. Мешки с мясом, ха-ха.
Он с самого начала потребовал от нее быть честной с ним и не притворяться.
Откуда же она подцепила это гадкое слово “meatbag”?
— Значит, ты машина?.. — Синохара отодвинул от себя пустую тарелку, последний кусок рыбы был так намазан васаби, что он прослезился. Его собеседница могла есть горчицу хоть ложками и не морщиться. — Ну тогда я скажу тебе, чего людям никогда не говорил, даже друзьям. Я неудачник. Я многое получаю, но не то, чего больше всего хочу. Главное дело моей жизни… оказалось не для меня. Меня не взяли дальше земной магнитосферы. Потом выяснилось, что и сфера бизнеса и инноваций не для меня, потому что я слишком привык полагаться на чужие команды и проявляю слишком мало инициативы. Не чувствую стихию рынка. Видимо это уже не исправишь. Научное сообщество тоже приняло мои статьи прохладно, и даже особо не критиковало, поскольку не заметило. Все три стартапа, которыми я занимался, «не взлетели». А теперь и моя государственная карьера застопорилась на одной ступеньке.
— Мне вас очень жаль.
— А вот это лишнее, — теперь уже он погрозил ей пальцем. — Меня не надо жалеть. Мне не больно, и я нахожусь в зоне своего комфорта. Я хочу подняться на новый уровень, только и всего. Но пока не придумал, как это сделать. Но… знаешь, что я тебе скажу? Иногда я завидую вам. Вы — пароходы.
— Что-что? — удивилась Аннабель и брови ее взлетели.
— Первые корабли с паровой машиной. Вы еще не доведены до ума. Еще кажетесь неказистыми. Но у вас впереди большое будущее. А мы — парусники. Прекрасные с виду… чудовищно сложные со всем своим такелажем, парусами и мачтами, но достигнувшие своего потолка. Мы зашли в тупик. Я давно установил себе чип в руку. Но с него разрешено решать только мелкие задачи: открывать замки дома или в офисе, оплачивать проезд в метро или покупать что-то в кафетерии. Но я хочу большего. Напечатанное сердце может переносить инфаркт так же, как настоящее, и так же страдает от разочарований. И все тело испытывает боль — пока остается биологическим мозг. Но если искусственным сделать и хранилище разума… это будет как с убитым нервом зуба. Удалить, чтоб не было больно никогда. Власти… те самые, которым я служу, не разрешают людям модернизировать себя. А думаю, что надо заменять не только то, что устарело физически. Но и то, что устарело морально. Я верю, что всю человечность можно оцифровать и перевести в байты.
