— Ха-ха, забавно. Ты прямо зоолог или школьная учительница.
— Я думаю так бы и было. И еще, Гарольд… вы притворяетесь. Вы пытаетесь показаться злым и строгим, но глаза у вас испуганные. У вас учащенное сердцебиение. Вы волнуетесь.
— Ты меня раскусила, железяка. Волнуюсь, потому что предстоит дело, рядом с которым контртеррористическая операция в Мексике — плевое дело. Пожелай мне удачи. Сегодня эта крепость будет взята.
— Ты зацикливаешься на ней.
— Нет, я не зацикливаюсь. Я переживу отказ. Просто хочу поставить все точки над буквами и идти дальше… если не получится.
— А я говорю — зацикливаешься.
— Нет, я же тебе сказал…
— А я говорю — да.
— Нет!
— Да…
Между тем ее движения стали замедленными, а речь сбивчивой. Включился режим экономии энергии.
— Энни устала, — пробормотала Аннабель протяжно. Голос стал по-детски капризным. — У-устала-а!
Она надула щеки, совсем как обиженный ребенок. Нет, скорее, как инфантильная женщина, которая хочет выглядеть как ребенок.
Способна ли она чувствовать ревность? Нет, он же не заложил это в ее программу. Это чувство сложное. Даже большинству животных оно не доступно.
Да и в конце концов, это она была его собственностью, причем в прямом смысле наличия подтверждающих документов и техпаспорта. А он ей не принадлежал. Разве может человек находиться в собственности робота?
Можно отключить ее.
Иногда он убирал гиноида в специальный чулан, чтоб не отвлекала. «Матильды» с новой батареей могли находиться в «спящем режиме» энергосбережения больше месяца. За это время саморазряд составлял меньше тридцати процентов. Но все-таки лучше было отключить ее, чтоб не садить фирменный аккумулятор. Заказывать новый дорого.
К тому же она говорила, что даже в «спящем режиме» что-то чувствует. Нечто вроде снов. Это могло быть ложью, придуманной разработчиками, попыткой очеловечить их изделие.
Как и на всех неодушевленных предметах, на ней оседала пыль. Но чулан, где она хранилась, был для частиц пыли непроницаем.
«А ведь пыль в жилых домах образуется и из клеток живых людей, — подумал Гарольд. — Это мои частицы».
— Энни хочет спать. Поймем поспим! — повторила она.
— Перестань разговаривать детским голосом и изображать из себя игрушку «Фёрби»[1].
— А что делать, если мне хочется? Хочется и все тут!
— Я это в тебя не закладывал. Десять минут назад ты разговаривала со мной как университетский профессор, а сейчас канючишь как малышка.
— Ты же читал в Руководстве, что моя личность самонастраивается? Исходя из анализа подсознательных предпочтений клиента. А они у вас «плавают», меняются. А еще у меня их может быть несколько, этих личностей. Как и у вас.
— У меня нет расщепления сознания. И я не педофил!
— Нет, конечно, — голос ее на время стал нормальным. — Но психологи говорят, что любой мужчина, которому не требуется женщина-«мать», нуждается в женщине-«дочери».
— Спорно. К тому же я никогда не говорил, что мне не нужно материнское тепло.
— Тебе тепла надо очень мало. Примерно как черепахе. Помнишь, был самец черепахи, который пережил свой вид и почти полвека жил один? Его звали Одинокий Джордж.
— Я думаю, если бы у него был разум и он мог бы читать книги или сидеть в Сети, то он был бы счастлив эти годы… никто не достает, никто не беспокоит. Ладно, пойдем!
Брать ее с собой на прогулку в парк Гарольд стеснялся — никто не сказал бы ему ни слова, но тут это было немного не принято. Общественное мнение, мать его. Здесь континентальная Европа хотя и опережала Британию и обе Америки, но очень отставала от Японии. Когда ребенок идет с роботом или играет на детской площадке — это нормально. Но если взрослый дяденька — то фу, он мерзкий извращенец. Если этот робот-женщина, то еще и феминистки заклюют. А если это робот вашего пола, то могут заклевать другие защитники прав. И как доказать, что ты с ней практически не спишь, а держишь именно как подругу? В Японии и в Корее с этим было проще. Там это считалось нормой. Там даже в общественные учреждения можно было с роботами заходить.
А здесь даже сходить торговый центр могло быть чревато проблемами правового характера. Значки с зачеркнутым андроидом украшали стеклянные двери рядом со значком с зачеркнутой собакой. В общем-то металлодетекторы делали почти невозможным такие прогулки.
Но один раз она уговорила его пойти на правонарушение. Хотя еду и вещи Гарольду в основном доставляли дроны и живые курьеры на мотоциклах, поэтому он уже и забыл, для чего нужны торговые центры, моллы и супермаркеты. А уж тем более ярмарки с передвижными аттракционами.
Но как раз на такую рядом с Трептов-парком они сходили прошлым летом. В тот единственный раз, когда она убедила его взять ее с собой, надев платок и черные очки, чтоб максимально закамуфлировать отличия. Рамок металлодетектора там не было. Мир тогда был более спокойным местом. Наверняка стояли какие-то определители взрывчатых веществ, но они не среагировали на то, что один из посетителей состоит не из плоти и костей, а из полимеров и металлов.
Тогда они неплохо прогулялись там — играли в настольный теннис, пили коктейли, прыгали на батуте… а потом, когда он ответил ей невпопад… что-то в ее поведении переменилось. Она начала капризничать, как живая женщина в худшем пародийном исполнении, какой та видится глазами женоненавистника. Начала жаловаться, что он уделяет ей мало внимания, никуда с ней не ходит и ничего не покупает. А еще начала вспоминать какие-то его проступки и грехи годовой, двухгодовой и более давности. Со стороны это выглядело как обычный семейный скандал. Пульт у него был при себе, и он очень хотел выключить этот поток. Но кругом были люди. Постоянно. Она выбирала такой маршрут. И если бы он отключил ее монолог принудительно… это бы заметили, и опознали бы в ней гиноида. Тогда ему пришлось бы платить штраф. И был бы скандал. Поэтому он терпел, дав зарок переустановить ей операционку.
Кульминацией был момент, когда они прокатились на американских горках. Все началось сразу, как они вышли из остановившегося вагончика.
— Ты смотрел на нее, да? Когда мы проезжали по мосту. Я все видела. Ну и как тебе ее ножки? Лучше моих?
Глаза ее горели такой невыдуманной злобой, что еще немного и их обоих могла бы вывести охрана… так и не заметив подмены. Неужели это он заложил в нее такой заряд непокорности? Ведь кроме его фантазий и готовых шаблонов ей неоткуда было конструировать личность.
Вот и когда садилась батарея, она всегда становилась капризулей.
— Я совсем разрядилась, Гарольд-сан. Разрядилась! — ее плаксивый голос его не раздражал, но уже и не умилял как раньше, — Отнеси меня в кроватку, мой господин.
Он запретил ей называть себя так. Но изредка она все равно это делала, словно забываясь. И ему казалось, что эти слова наполнены иронией.
