Кошмар?
Да, очень похоже.
Но если вспомнить еще портрет Люциана и то, что однажды я нашла себя валяющейся рядом с мольбертом, абсолютно не помнящей, откуда в моей комнате в Академии взялись краски, и все такое…
Да нет, не может быть.
Прижала ладони к лицу.
Или может?
Глубоко вздохнув, снова посмотрела на себя в зеркало. Раньше я бы однозначно поставила на кошмар и лунатизм, но сейчас… сейчас, если существует хотя бы малейшая возможность того, что все это правда, что я подселилась в тело Ленор, что она все еще жива где-то там, я должна это знать.
Поэтому я быстро дернула на себя дверь и вышла в коридор, а после в гостиную. Валентайн сидел на ковре у белого камина, в котором, должно быть, невероятно уютно зимой отплясывает пламя. В свободных штанах широкого кроя, напоминающих льняные, он замер, по-нашему, в позе лотоса.
— Так быстро отдохнула? — обернувшись, поинтересовался архимаг.
— Валентайн, — я приблизилась к нему. Опустилась на ковер, заглядывая в глаза мужчине. — Скажи пожалуйста, в одном теле могут существовать сразу две личности?
Он резко нахмурился:
— Почему ты спрашиваешь, Лена?
— Потому что есть вероятность, что Ленор во мне… в смысле, что во время дуэли она не погибла, просто ее из тела выбила я. Выбила, задвинула, понятия не имею, как это называется. В любом случае, есть вероятность, что она жива.
Валентайн какое-то время молчал. Я уже начала думать, что он вообще говорить не будет, потому что взгляд у него стал отсутствующий, как если бы он оказался очень далеко от меня.
Показалось. Потому что он все-таки посмотрел мне в глаза и спросил очень серьезно:
— С чего вдруг такие заявления, Лена?
— С того, что мне сейчас в ванной приснился сон. Может быть, это просто сон, но в нем Ленор требовала вернуть ее тело и охотилась за мной по дому Хитара. Я бы не стала с тобой разговаривать об этом, если бы не проснулась однажды в Академии рядом с мольбертом, хотя мольберт я не покупала. Краски и кисти тоже, и…
— Давно это было?! — Валентайн повысил голос.
— Ну не так чтобы… просто после этого столько всего закрутилось. У меня каждый день здесь что-нибудь закручивается, поэтому предыдущее вылетает из головы за ненадобностью. Ну или как менее актуальное. Ты мне главное скажи: это реально? Я поначалу подумала, что я лунатила…
— Что ты — что?
— У нас в мире лунатизмом называют состояние, когда человек начинает ходить во сне, а потом вообще не помнит, что с ним было в это время. Вот я и подумала, что со мной происходит примерно то же самое. Не самое странное, надо отдать должное Даррании, но после этого сна…
— Расскажи мне в подробностях, что в этом сне было. Что ты чувствовала, как это ощущалось. И про мольберт тоже.
Пришлось рассказывать. Я описала все ощущения — вплоть до весьма реалистичного захвата Ленор и ее звенящего в ушах визга, потом рассказала про то пробуждение у мольберта. Про Люциана, правда, говорить не стала, сейчас точно не время об этом рассказывать. Или упоминать, что Ленор на нем помешалась, выдуманная она или настоящая, это точно не тема для беседы с Валентайном. Главное — разобраться в том, что сейчас происходит.
Он слушал меня все с тем же отсутствующим выражением лица, будто провалился в другую реальность, но я подозреваю, что он просто раздумывал над тем, что мне сказать. Или же над тем, что это вообще значит. Или на тем, как все страшно, и что скоро Ленор вырвется в моем сознании на первое место и поработит мир, подвинув на троне Злодейства даже его отца.
Все это, мягко говоря, заставляло нервничать, поэтому когда я замолчала, а он тоже по-прежнему молчал, я обхватила себя руками.
— В тебе есть темная магия, которая то засыпает, то просыпается, — задумчиво произнес Валентайн. — В последнее время она уже все реже и реже засыпает, мы начали общаться ментально без соответствующего заклинания. Твоя сила срабатывала в качестве самозащиты, но теперь ты уже можешь ее использовать самостоятельно, частично контролировать, пусть и не всегда осознанно. Далее, мы предположили, что ты была артефактом, но артефактом, созданным кем? Адергайном или твоей матерью?
— Моей матерью?! — я приоткрыла рот. — В смысле, Эвиль? Зачем моей матери это создавать? В смысле, зачем меня превращать в артефакт? То есть Ленор?!
— А вот это очень хороший вопрос, Лена. Для защиты тебя. Ленор. От кого или от чего? Возможно, именно эта защита сработала во время дуэли, поэтому Ленор не погибла. Полностью.
— То есть как? Она умерла, но наполовину?
Валентайн на мгновение прикрыл глаза, как-то очень глубоко вздохнул.
— В одном теле не способны существовать два человека. Два дракона. Неважно кто, второй в любом случае будет подавлен и вытеснен. Время вытеснения зависит от силы того, кого вытесняют. Что-то или кто-то защитило Ленор во время дуэли. Поэтому она осталась между нашим миром и Заграньем, и, поскольку связь с телом не была разорвана — подозреваю, благодаря этой защите, Ленор прорывается обратно.
М-да. Супер. Вообще восторг.
— То есть я одержима, прости Тамея, призраком?!
— Она не призрак. Потому что фактически она не мертва.
— Ты явно забыл упомянуть этот раздел при обучении темной магии, — сообщила я. — Причем как на индивидуальных занятиях, так и на уроках. Потому что я ровным счетом ничего не понимаю.
— Не просто так. Это запрещенная информация, а эксперименты по перемещению из тела в тело, по разделению, по слиянию долгое время считались самыми опасными даже среди нас. Тоже не просто так. Мы все — под «мы» я подразумеваю темные драконы — взаимодействуем с потусторонней материей. С тем, что неподвластно законам нашего мира, потому что ему не принадлежит. В случае, когда речь заходит о захвате тела, это противоречит даже законам Загранья.
— Но меня вроде как перенесли в другое тело?
— Предполагалось, что при этом Ленор уже была мертва.
А она не была.
— То есть мы сейчас действительно делим тело на двоих?
— Да.
Огонь вообще. Только магического раздвоения личности мне и не хватало для полного счастья.
— Или нет.
— Нет?! Валентайн, ты можешь перестать говорить загадками, и выдать все сразу? Я запуталась, мне и так не по себе, а речь идет о моей, на минуточку, жизни.
— Твоя мать работала над разделением света и тьмы. Чтобы Сезар мог стать нормальным — по мнению его отца. За этим Ферган пригласил одну из лучших ученых Даррании в свою исследовательскую лабораторию. Разбить свет и тьму можно было только с расщеплением личности, и, образно говоря, Сезар уже не был бы тем Сезаром, которого знаем мы, если бы ей это удалось.
