А потом темнота наполнилась ощущениями, запахами и звуками, и Персефона открыла глаза.
***
— Макария! Минта! Стойте! — царица проснулась как раз вовремя, чтобы остановить направившихся к выходу дочь и сестру.
— Мама! — завопила Макария, бросаясь обниматься, а растрепанная Минта тут же зашипела, чтобы та не орала под ухом у Владыки.
Геката и мрачно присутствующий в покоях Гермес хором заверили ее, что орать можно, что хором, что по одной, ибо Аида теперь можно разбудить только восстанием титанов либо окунанием в ледяной Стикс. В смысле, Геката заверила, а Гермес подтвердил кивком.
Персефона посмотрела на Аида повнимательней. Тот полусидел-полулежал на деревянной лежанке, приставленной к её ложу — его глаза были закрыты, лицо побелело, волосы намокли и прилипли ко лбу, но дыхание было ровным. Он был укрыт одеялом, но лежал в такой позе, словно перед тем, как заснуть, жутко мерз.
На полу царица нашла надкушенный гриб, отломила крошку и сунула в рот.
— Действительно мерзость, — констатировала она и огляделась, ища, чем бы запить этот горький вкус. Взяла почти опустевший сосуд с нектаром и сделала глоток из горла.
Макария подозрительно прищурилась:
— Мама, а ты знаешь, что они ядовитые?..
— Знает, — ехидно сказала Геката и показала на Аида. — И он тоже.
Персефона отложила и гриб, и сосуд с нектаром, и снова устремила взгляд на Владыку. Подползла ближе, не вставая с постели, и убрала прядь волос с его лица. Так ему было гораздо лучше, правда.
— Опять вы развлекаетесь без меня! — возмущалась тем временем подземная царевна. — Грибочки едите галлюциногенные… колитесь, что ещё натворили! Мама! Что это такое?! Зачем ты его целуешь при всех?! Могла бы сказать, мы бы отвернулись!
— Я только слегка, — смущенно ответила Персефона, отодвигаясь обратно. — И это было очень важно.
На неё недоуменно воззрились шесть пар глаз, и только Минта смотрела с пониманием. И с одобрением.
Персефона показала ей кулак и попыталась прикинуть, стоит ли говорить окружающим, что просто хотела проверить, удастся ли ей почувствовать вкус грибов.
***
Макария
Вошедший в покои Персефоны Танат в сопровождении напуганной тени-служанки первым же делом обратил внимание на съёжившегося на лежанке дядю Аида. Макария была с ним согласна: дядя Аид выглядел нездорово, но несомненным плюсом было хотя бы то, что он спал, а не шастал по Подземному миру, на все вопросы отвечая про какую-то «хрень».
— Что это?.. — осведомился Убийца, подозрительно окидывая взглядом окружившее Аида сборище.
Макария послала ему улыбку.
Железнокрылого в принципе было тяжело впечатлить, однако он, кажется, не привык, когда его в предрассветный час поднимают с постели и волокут в покои Владычицы Персефоны. Может, он подумал, что за мамой явились сторонницы Концепции?..
— Дядя Аид наелся галлюциногенных грибов и отправился в путешествие по чужим снам, — пояснила Макария, не скрывая осуждения. — Геката! Почему ты его не отговорила? Это ужасно вредно! У него будет жутко болеть голова!
— Попробовала бы сама, — пожала тремя парами плеч Богиня Колдовства. — Проще обратить течение Стикса вспять, чем заставить Аида расстаться с очередной бредовой идеей.
Танат недовольно пошевелил железными крыльями и прислонился к стене. Макария посчитала этот жест за предложение начать разговор и, убедившись, что больше никто к ним не присоединится, принялась рассказывать о том, как они с Аидом спланировали похищение Персефоны. От неё, Макарии, требовалось вырастить цветок (три часа споров и сотня забракованных вариантов, в настоящее время украшающих Поля Мук — не пропадать же добру), надеть хтоний и затаиться в колеснице, чтобы выскочить и под защитой невидимости понаблюдать за дальнейшим развитием событий. Что тоже было непросто, потому, что Аид категорически запретил царевне участвовать.
— Нимфы рыдают, — доложила Макария, — бабушка тоже примчалась и рыдает, Афродита ходит среди них и бухтит, что тут что-то не чисто. Ещё бы она не бухтела, послушать нимф, так дядя Аид просто чистое зло, и с каждым рассказом всё злее и злее. В первый раз он просто похитил маму и умчался на колеснице, мерзко хохоча, на пятый раз выяснилось, что он её ещё и побил, на десятый — надругался пока тащил к колеснице, вот уж не знаю, как они это себе представляют, а на десятый ещё и пообещал захватить Верхний мир и устроить везде царство тьмы. Артемида с Афиной пытаются успокоить бабушку Деметру и планируют штурм Подземного мира. В смысле, пытаются планировать. Бабушка в перерыве между рыданиями жует валериану и старается убедить их в том, что это бесполезно, и лучше всего будет упасть в ноги Владыке Олимпа.
— Думаешь?.. — слегка насторожилась мама, которая тоже прислушивалась к рассказам царевны.
— Афродита была против, — сказала Макария. — Она заявила, что Зевс — мужчина, и ему не понять всю трагедию потери тобой невинности. О, мама! Ты просто не представляешь! Там были такие чудесные жабы, они бы прекрасно смотрелись у неё в хитоне! Мне было так тяжело удержаться!..
— Я понимаю, — сочувственно отозвались Персефона, Геката и Танат.
— Потом, — продолжала царевна, вполне удовлетворенная всеобщим сочувствием, — я немного проследила за Афродитой и подслушала её разговор с Афиной и Артемидой. Они рассказали, что превратили Минту в траву, и я тут же помчалась на Олимп.
Макария принялась рассказывать о том, что тем временем творилось на Олимпе. Чтобы пробраться туда незамеченной, ей даже не особо понадобился шлем — все были поглощены грандиозным скандалом, разразившимся между Зевсом и Герой по поводу некой нимфы, обнаруженной в царственной спальне. Гера топала ногами и орала, что он совершенно рехнулся таскать в покои своих развратных нимф и прятать их под супружеским ложем, Громовержец же на повышенных тонах объяснял благоверной, что первый раз в жизни видит эту самую нимфу, и понятия не имеет, откуда она появилась в опочивальне. Хотя и не прочь познакомиться с ней поближе — его крайне заинтересовало беспардонное поведение Минты и её пухленькая фигурка. Любил, любил Эгидодержец женщин, у которых есть за что подержаться… хотя он, в принципе, не был в этом плане особо требовательным.
Виновница этой разборки уже не пыталась орать на Геру и тихо скулила от ужаса, не чая выбраться из этой передряги целой и невредимой. Макария тихо подкралась к ней сзади, схватила за руку и увела под защитой невидимости.
Поглощённые скандалом любопытствующие олимпийцы ничего не заметили.
— Странно, что ты смогла превратиться обратно, — сказала Геката, выслушав версию Минты. — Очень странно.
— Не забывай, что она дочь Деметры, — резко сказала Персефона, пристально глядя на Гекату. — Подобное у неё в крови.
— Да! — подтвердила Минта. — Хотя это было не сказать что легко!
