«Но… а как же… Все эти легенды… Про Зиусундру, про твою битву с Ваурмсом…»
Ишу наклонился ближе, я стушевалась: кончики наших носов почти соприкоснулись.
«Я не могу вмешиваться лично. Не хочу, чтобы за мной таскались толпы прихлебателей. Но могу одолжить свою силу. Согласна?» — желтые, с красными и оранжевыми всполохами, глаза немигающим взором уставились прямо на меня, препарируя слой за слоем.
Желание выжить затмило страх, выплывший на поверхность. Откажусь — и меня убьет та львица. Зачем врать себе. Как человек — я никудышный боец, я даже до следующей колонны не добегу. С силой Огнептицы у меня хотя бы будет шанс. Надеюсь, что последствия такого решения будут минимальными.
«Согласна», — резкий кивок головы должен был скрыть сомнения, что плескались в моем взгляде.
«Чудненько. Повеселимся же…»
Кривая усмешка и озорные вспышки в глазах Ишума, чуть не заставили меня пойти на попятную. Неизвестно, что он задумал…
Я даже отступила на полшага.
И тут он обхватил ладонями мое лицо, и быстро припечатал целомудренным поцелуем лоб. Его губы обожгли кожу чуть ниже линии роста волос. И огонь не прекращался, он расползался дальше, принося невыносимую боль. Я беззвучно кричала, извиваясь на полу (правда, по ощущениям подо мной не было твердой поверхности: я будто зависла в невесомости), царапала кожу пытаясь добраться до источника, что намеревался выжечь меня до костей. Огонь с жадностью вгрызался в податливую плоть, плавил ее словно воск, пытаясь сотворить из меня нечто иное.
Спустя бесконечно долгих минут агонии, будто растянувшихся на часы: я уже просто молила о том, чтобы отключится и не испытывать этой боли. Мне не нужно было ни победы, ни возможности вернуться в свой мир. Лишь покой.
Тут все прекратилась, и я резко распахнула глаза.
Кейсара с занесенным для броска копьем, вдруг дернулась и отступила: ее глаза увеличились в размере и беспорядочно забегали.
Гавриил, Ару и Лайонел, бежавшие навстречу, остановились и замерли.
Я поднялась, легко и грациозно: спина до этого отдававшая легкой болью из-за удара и трехдневных тренировок, прошла. Ишум встрепенулся и уселся на мое плечо, хватаясь коготками за ошметки обгоревшего кожаного платья.
Огонь. Он был повсюду, даже в легких. Но он больше не обжигал, а бархатом стелился по коже и игриво перебирал растрепанные пряди волос.
Я сделала шаг навстречу ливе. Она отступила: тень страха, отразившаяся на ее суровом волевом лице, заставила меня улыбнуться.
— Геня! — голос Лайонела разрезал образовавшуюся тишину, прерываемую лишь перешепотом изрядно поредевшей толпы.
Кейсара дернулась и обернулась. Между нами и моими друзьями осталось меньше десяти метров.
Когда львица снова повернулась ко мне, черты ее благородного, немного резкого, лица исказила злоба.
Замах. Бросок. Копье со свистом пронзило воздух.
Перехватила его у лица: металл чуть царапнул щеку. Повернула древко вертикально, завороженно смотря, как огонь с аппетитом пожирал дерево. Вдохнула щекочущий ноздри дымный запах горящего дерева, чувствуя, как сила жидким огнем растекается по венам. Песок подо мной плавился, превращаясь в грязно-серую жидкость. Каменный столб, на который я опиралась, почернел и сморщился с одной стороны.
— Геня… — Лай обеспокоенно глядел на меня. Между нами все еще оставалось приличное расстояние: по крайней мере, жар, исходивший от меня, не коснулся его.
«Сожги… Все сожги…» — шептало пламя. Ему было мало. Оно жаждало поглотить все, оставив после себя тлеющие угли.
41
— Геня… — снова позвал Лай, не отрываясь, смотря в мои глаза. Он топтался на месте — жар не подпускал ближе, да еще и Ару тянула его за руку, убеждая не рисковать. Она тоже бросала в меня смешанные взгляды: наполовину состоящие из благоговейного восторга, а на другую половину — из страха.
Лайонел стряхнул ее руку и шагнул вперед, щурясь от огня, что слепил глаза, пытаясь лизнуть кончики его растрепанных черных волос.
Еще шаг — его кожа начала краснеть, и теперь я отчетливо услышала душный запах паленых волос и обгоревшей ткани.
Голос внутри шептал, что это не будет концом… А новым, лучшим началом. Из пепла и золы возродится другой мир. Без войн, ненависти и неравенства. Этот голос был тихим, вкрадчивым и… усталым. Словно сам мир молил спасти его, прижечь незаживающую рану…
— Геня… Это же не ты. Не знаю, что с тобой случилось, но я помогу… — его голос был ласков, и ненавязчиво проникал внутрь сквозь толщу навязчивого желания высвободить сгорающую от нетерпения силу и увидеть, как она пожирает все, сглаживая различия между обитателями этого мира, превращая все вокруг в груду серого пепла.
Наклонила голову, разглядывая зиуданса. Из-за нарастающего жара воздух дрожал, а край плаща, до которого медленно, но верно добиралась пламя, начал дымиться.
Еще шаг — и он точно получит тяжелые ожоги или вспыхнет, как пересушенная ветка.
Я уж было сама сделала шаг вслед за любопытным, озорным и беспощадным огнем. Но вдруг я заметила неясный силуэт, отражающийся в глубине его зрачков. Мой. И в то же время — нет. Объятая пламенем фигура — разве это могу быть я? Я ведь даже муху прихлопнуть не в состоянии без особой надобности…
Остановилась. Голос внутри зашептал с нарастающей настойчивостью, но я его проигнорировала. Сила — есть сила, но, если ее цена — жизнь невинных и дорогих мне людей, она мне не нужна.
«Ишум?» — позвала своего притихшего друга.
«Я думал, ты про меня совсем забыла», — прозвучал знакомый ворчливый голос, со скрипучими нотками.
«Как погасить огонь?»
«Огонь Фуглис Люихаз — пожирает слабых, как я уже говорил. Ты лишила его жертвы в виде той трусливой львицы, не став сражаться с ней», — мысленно хмыкнула. Как можно сражаться с тем, кто не горит желанием, в буквальном смысле, подпалить собственную шкуру? — «Покорми его. Или обуздай»
Проворчал и ушел со сцены. А я теперь должна как-то утихомирить огонь.
Нетерпеливый зуд снова прошелся под кожей.
Выпусти меня…
Ага, разбежалась.
Но мой гнев и досада за собственное слабоволие только подлили масло в огонь, распаляла его.
Дай возродить этот мир. Лишь в огне природа обновляется…
Встряхнула головой: может, так я изгоню этот шепот? Но нет. Назойливый, вкрадчивый голос и не думал смолкать.
Постаралась отстраниться. Представила себя максимально далеко. У себя дома. На кухне. Мы сидим все вместе: мама, папа, Толик. Ведем бессмысленный разговор, разбавляемый неуместными шутками брата. Свежий вкус жасминового чая оседает на языке, сладкий аромат окутывает, успокаивая, как и голос мамы, заботливо интересующийся, хочу ли я еще добавки малинового пирога. Я дома. Мне нечего бояться. И не надо ломать голову над непосильными задачами.
