Я уже начинаю думать, что мне послышался стук, как вдруг мне в глаза бросается белый прямоугольник на полу, прямо перед входом в мою комнату. На нем печатными, корявыми буквами выведено: «Ханне».
Надпись меня пугает. Все указывает на то, что отправитель писал левой рукой, чтобы почерк остался неузнанным.
В первые секунды мне хочется забросить конверт под шкаф или сжечь. Однако быстро понимаю: эта идея не из лучших. Чем больше я сумею узнать, тем больше кусочков соберу для составления полноценной картинки о той опасности, что скрывают эти буквы. Поднимаю конверт с пола двумя пальцами, как ядовитую, кусачую тварь. Вскрываю и аккуратно вынимаю лист, исписанный точно такими же кривыми буквами.
«Дорогая Ханна! Почему ты бежишь от меня? Прячешься от моей чистой, прекрасной, незамутненной любви за чужими спинами. Служанки, полукровка, сводная сестра… К чему они? Ты боишься?
Меня, готового сдувать с тебя пылинки, не нужно бояться. Я обожаю тебя, моя дорогая. Но ждать тебя, наблюдать твои разговоры с другими и терпеливо сносить твое равнодушие больше нет сил.
Я хочу тебя, всю тебя! Твое тело, твое время, каждую каплю твоей души. Хочу, чтобы ты улыбалась только мне. Чтобы смех твой звенел только для меня. Чтобы слезы твои только я мог утирать с твоих нежных щек.
Стоит тебе узнать, сколь глубоко мое чувство к тебе, ты не сможешь мне больше противиться.
Прекрати бегать от меня. Я настоятельно прошу. Нет, даже требую. Отдайся мне. Будь моей. Я буду ждать тебя этой ночью у ворот замка. В полночь.
Поверь. В твоих интересах перестать меня разочаровывать, дорогая! Ибо терпение мое на исходе. Как писали великие мудрецы, я ровно в шаге от ненависти.
Все еще любящий тебя… И все еще твой.»
Прочитав, послание, бросаю его на пол. Хочется раздавить его, как гадюку с отравленным жалом.
Кто этот тайный воздыхатель? Отчим все никак не успокоится? Или есть другой, неизвестный безумец? Сколько их всего?
Кто бы он ни был, здесь явно просматривается почерк сумасшедшего. Разве адекватный мужчина будет анонимно приглашать порядочную девушку на полуночное свидание?
Признаваться в любви и угрожать одновременно — так ведут себя одержимые.
Еще отчетливее понимаю. Мне срочно нужна магия для защиты! Без нее мне больше никак не обойтись!
Глава 30
— Хродгейр! — кричу негромко. — Хродгейр!
Стою перед лестницей, ведущей на чердак, и зову его так, словно он сидит в соседней комнате. Обычный человек, даже находясь за дверью, ничего не услышал бы. Но он полукровка со звериным слухом. Если захочет — услышит. Если сочтет нужным — придет.
В нашу последнюю встречу все вышло так глупо! Сначала к себе его поманила, а потом оттолкнула. Некрасиво получилось.
Наверно, теперь он видит во мне сердцеедку, играющую с чужими чувствами. Захочет ли вообще со мной встретиться? Я слышала от одноклассниц, отвергнутые мужчины бывают обидчивы и мстительны. Игнорировать ту, что тебя отвергла, — самый безнаказанный способ ей отплатить.
К счастью, мои опасения не оправдываются. Через несколько минут мужчина появляется на пороге комнаты.
Молча стоит и ожидает объяснений. Лицо его невозмутимо. Только в янтарных глазах нетерпеливый вопрос — дескать, что ты хотела? Не тяни!
Как назло, при виде полукровки я забываю, зачем его звала. В груди болезненно тянет от распирающих меня вопросов.
Кто ты? Откуда? Что чувствуешь ко мне на самом деле? В чем заключается твоя работа на отчима?
Мне нравится, как темнеют его глаза, чем дольше он стоит рядом со мной, как расширяются ноздри, жадно втягивая мой запах. Я и сама хотела бы полной грудью насладиться его близостью.
Хочется большего — погладить вздувшуюся венку на шее, прорисовать пальцем контур твердого побородка, ощутить покалывания щетины на подушечках пальцев. От своих фантазий я с трудом возвращаюсь к нити разговора. Растерянно потираю лоб. С трудом удается выудить из головы нужную тему:
— Ты не знаешь, кто ко мне приходил минут десять назад?
— Почему ты спрашиваешь? — он настораживается, едва заметно пружинят мышцы. — Тебя кто-то обидел?
— Нет. Просто хочу знать, кто принес мне письмо.
— О чем письмо?
— Что за привычка отвечать вопросом на вопрос? — от досады и нетерпения прикусываю нижнюю губу. — Ты знаешь, кто ко мне приходил или только делаешь вид, что меня охраняешь?
— Не тебе меня упрекать в недостаточной бдительности, — чеканит мужчина. — Здесь был немой мальчишка по имени Сэнвик. Он безобиден.
— Немой… Хм. Он обучен грамоте?
— Вряд ли. Он дни напролет помогает отцу в конюшне.
— Значит, этот мальчик не сумеет рассказать, кто его послал, даже если захочет. Ничего. В любом случае, спасибо, что присматриваешь за мной.
В моем голосе сквозит растерянность, хотя я пытаюсь бодриться и даже натянуто улыбаюсь.
Полукровка не уходит. Требует:
— Дай мне письмо.
— Я ценю твою заботу обо мне, но давать читать чужие письма, по меньшей мере, невежливо.
— Ты хочешь узнать, кто отправитель?
— Да. Только по письму это невозможно. Там нет подписи и почерк наверняка изменен.
— На бумаге должен был остаться след.
Бесы! Я совсем забыла, что у полукровки нюх звериный. Вдруг он кого-то учует? Протягиваю ему лист бумаги, сложенный вдвое, чтобы содержание письма оказалось скрыто. Хродгейр закрывает глаза и втягивает в себя воздух. Несколько секунд он молчит, потом заявляет:
— Это Гьёрн. Хоть он, хитрец, и использовал лавандовое масло, но у старика свой характерный душок. Смесь лежалой бумаги и выделанной кожи ни с чем не спутаешь.
— Гьёрн?! Это точно он?
— Обижаешь.
— Ты хочешь сказать, что Гьёрн пахнет книгами?
— Он проводит больше времени в библиотеке, чем Ингвер на кухне! Естественно, он пахнет книгами… Теперь твой черед отвечать. Что он написал?
— Ничего особенного. Так, кое-какие деловые вопросы.
— Врать не умеешь совсем. Даже если бы я не слышал ускоренный ритм твоего сердца, твои порозовевшие щеки выдают тебя с головой. Кроме того, ты пахнешь тревогой… Он угрожал тебе? — теперь в его голосе слышится напряжение, а в глазах мелькают недобрые огоньки. Мне становится не по себе при мысли, что полукровка может сделать с хромым стариком, и я торопливо возражаю:
— Нет, нет! Он просто немного тронулся на старости лет и решил с чего-то, что меня любит.
Вижу, как от этой новости еще больше напрягаются лицевые мышцы мужчины. Каменеют буквально. Затем он улыбается криво, хотя улыбкой эту мрачную гримасу назвать сложно.
