— Спасибо, — благодарю от чистого сердца.
Знаю, я могла бы сесть к отчиму в карету и ничуть не пострадать. Я бы испробовала на нем разные виды магии, и никакие веревки не удержали бы меня от возвращения в школу. Но сам факт, что среди эльфов нашелся тот, кто за меня вступился ценой комфорта и благоустроенности, греет душу.
Финдис криво усмехается:
— Разговор с советником — мелочь по сравнению с тем ураганом, что мне предстоит выдержать сегодня вечером. Придется объяснять жене, почему новоявленная фэйри оказалась моей дочерью, а Менеланне — что у нее есть старшая сестра… Когда наступит час, прошу, будь милостлива к ней! Помни. Вы кровные сестры!
Странные слова о милосердии режут уши. Эту просьбу он своей младшей дочери должен высказать, а не мне! Я невольно ежусь, вспоминая жуткие эмоции, вызванные встречей с красавицей эльфийкой.
Она вот-вот услышит, что отца ей теперь придется делить со мной. А потом узнает, что Хродгейр достался мне. Силу ее предстоящего гнева трудно переоценить!
В грустных размышлениях шагаю по городским улочкам в окружении семи стражей. Когда я исчезаю за порогом школы, их шаги постепенно стихают вдали.
Я устала, морально истощена. Такое чувство, будто из меня всю энергию выкачали без остатка. Едва добравшись до кровати, из последних сил ставлю на комнату заклятие защиты. Только когда все грани помещения покрывает невидимый глазу слой прочной, охранной магии, позволяю себе раздеться, рухнуть на кровать и отключиться.
На следующее утро просыпаюсь ни свет, ни заря, как и запланировала. Я поспала всего несколько часов, поэтому пробуждение дается нелегко.
Первым делом проверяю, не приходил ли ночью незваный гость. Не обнаружив чужих следов, распускаю магию, накидываю на себя платье и выскакиваю за школьный порог, где меня уже поджидают стражи.
Они, конечно, не зевают откровенно и упрека в их глазах не разглядеть, даже если сильно стараться, но по их каменным лицам понимаю: моя охрана обходится им конкретным недосыпом.
Мне становится неловко.
Я бы и без парней справилась, если бы кто-то удосужился вчера нарисовать мне карту и отметил дорогу от школы до постоялого двора.
Через пол часа быстрой ходьбы мы на месте. Один из стражников обещает:
— Мы дождемся тебя, фэйри Ханна и сопроводим обратно в школу.
— Я запомнила дорогу. Могу и сама добраться.
— Это приказ главы старейшин. Он не обсуждается.
Опять двадцать пять! Кивком их благодарю и по указанию хозяйки поднимаюсь на второй этаж к сиру Фрёду. Постучав по массивной двери и услышав знакомое: «я жду!», захожу внутрь.
Уже на пороге в нос ударяет противный, кислый запах. В просторном помещении воздух настолько пропитан крепкими парами, что, кажется, тресни здесь кто-нибудь огнивом по кремню, — и разом вспыхнет вся комната! Великий, он вообще разговаривать в состоянии?
Фрёд гадко щерится и развязно хлопает по кровати рядом с собой, приглашая туда присесть. Ага, уже бегу! Пристраиваюсь на стул в противоположном конце комнаты.
К этому неадекватному человеку близко подходить опасно для здоровья. Не успеваю рот открыть с вопросом, как он издевательски роняет:
— Что, феечка… брезгуешь маминым мужем?
— Как мама? Ей уже лучше? — спрашиваю с надеждой.
— Ты не давала мне повода, чтобы ей стало лучше.
— Я дам тебе кое-что получше, чем повод, — стараюсь говорить медленно и разборчиво, чтобы не сбиться в умоляющий лепет. — Мне удалось найти противоядие от той отравы, которой ты маму пичкал. Вылечишь маму — и она с тобой разведется. Обещаю, никто не накажет тебя за твои злодеяния. Ты сможешь спокойно заботиться о Гретте, пока она не выйдет замуж. Как она кстати? — при мысли о сводной сестре невольно улыбаюсь.
— Моя дочь — не твоя забота, как и моя жена, — отрезает мужчина. — Я тебя, дура, с одной целью на этот разговор звал! Раз ты у нас теперь такая недосягаемая и неприступная, то знай! Отыграюсь тогда на другой. Твоя мамочка умрет не так быстро и легко, как изначально планировалось. Я нашёл яд, от которого она постепенно покроется кровоточащами язвами. И снаружи, и внутри. Потом начнет плакать кровавыми слезами, и это не фигура речи. Усекла, девчонка, на что ты обрекла мать своим непослушанием?
От каждого его слова, колющего, едкого, как кислота, внутри нарастает гнев. Не всплесками, а единым холодным, жгучим приливом. Ярость быстро заполняет каждую частичку меня, и продолжает нарастать по своей силе.
— Ты обязан вылечить моя мать, — чеканю, едва сдерживаясь. — У тебя нет выбора.
— Я тебя обязан проучить, жалкая ты дура! Вот единственное, что я тебе обязан!
Глава 56
Мужчина, оглушивший сознание большой дозой крепких напитков, говорит много и невпопад, щедро осыпает оскорблениями, где одно изощреннее другого.
Он наверняка сознает, что увидимся мы нескоро, если вообще когда-нибудь доведется. Шанса ущипнуть, уязвить посильнее может потом не представиться, поэтому он пользуется случаем вовсю.
Я вполуха слушаю его брань, сама же лихорадочно ищу выход. Прокручиваю в голове десятки комбинаций. Несмотря на кипящий внутри, едва сдерживаемый гнев, пропускаю каждый вариант сквозь призму вероятных последствий. Ни одной приемлемой альтернативы не вижу.
Я достаточно пожила в доме советника по межрасовым отношениям, чтобы понимать: если он пострадает во время визита к эльфам, будет война. Почем зря погибнут люди и эльфы. Если же не сделаю ничего, отпущу Фрёда с миром, мама в муках умрет, а он продолжит творить злодеяния.
Я всю жизнь избегала насилия. Никогда не думала о нем, как о способе решения проблем. Всегда казалось, лучше я сама пострадаю, чем подниму на кого-то руку.
Однако сегодня, после того, как отчим обнажил свои намерения в адрес мамы, ловлю себя на остром желании приблизить его кончину… Ну почему, почему у него сердце не разорвётся? Само, без моей помощи, аккурат по прибытии домой?!
Совесть, тут же спохватившись, давит на больное: «Желаешь Гретту круглой сиротой оставить?»
— Не желаю, — парирую глупый аргумент. — Всего лишь хочу, чтоб мама жила.
Сама не замечаю, как мысли выскальзывают наружу в виде слов. Фрёд каким-то чудом различает мой лепет и кричит, неуклюже размахивая руками:
— Можешь хотеть к бесам, сколько влезет! Только все равно будет по-моему. Я решил… Каждый её стон впитаю в себя, как твой.
Странные ощущения: беспомощность и всевластие. Сочетание несочетаемого. Магия во мне бурлит и клокочет. Ее так много, что едва через край не льется наружу, а воспользоваться ею не смею. Мозг чуть ли не скрипит от натуги в поисках выхода, но вокруг сгустилась тьма беспросветная, и решения никак не разглядеть. Все, что могу, — это выслушивать едкую ругань и угрозы.
