– Ты где? Трусиха, трусиха!
– Ей слабо.
Их голоса звучат приглушенно, и я позволяю им уплыть и потеряться за шумом ручья, который превращается в маленький водопад, прежде чем обрушиться в подземный коллектор. Темный глубокий кирпичный туннель проходит под свинарником, и в нем ручей набирает силу, пока не взорвется широким каналом в густых зарослях бирючины. Это тоже запретное для меня место, но я все равно хожу.
– Давай же, прыгай, прыгай, прыгай!
Оторвав взгляд от сипухи, я встаю и, волоча ноги, возвращаюсь на край пропасти. Теплый ветер шевелит мою футболку, и я поднимаю руки, чтобы ощутить его охлаждающее прикосновение. Я ведь спускалась в коллектор с братьями, и никто ничего не узнал, так что…
Папины шаги слышу еще до его появления: гвозди на подошвах его крепких башмаков громко стучат по камням гумна. Перед моими глазами сразу встает остаток летних каникул. Не короткое наказание, которое придется вытерпеть от папы, а долгие дни и недели маминого укоризненного молчания. Ее расстройство.
– Вы что тут делаете, разбойники? А ты спускайся оттуда немедленно!
Терять уже нечего. Прыгать или не прыгать – все равно; это ничего не изменит.
Мои колени сгибаются, а руки вытягиваются вперед, отталкиваясь от воздуха. Когда мои ноги отрываются от сена, я чувствую, что птица со мной рядом. Краешек крыла касается моего локтя, когда сова ныряет под балки и вылетает в поля. Воздух свистит в ушах, время остановилось. Сипуха скользит над ивовыми деревьями, и я лечу с ней вместе.
Свободная от страха. В свободном полете.
17. Земля
– Не понимаю, почему ты меня об этом спрашиваешь, у меня телефон только для звонков и сообщений, откуда мне знать? Спроси Тома, он наверняка в этом соображает. – Мот сидел на кровати и пил чай, который я принесла ему, когда поняла, что времени полдвенадцатого утра, а он все еще спит.
– Том, привет, у меня не получается этот «Твиттер». Он меня с ума сведет. Помоги мне…
– Там ничего сложного, но фолловить в ответ нужно только тех, кто тебе понравится, если они пишут что-то такое, что тебе интересно читать.
– Так кого же?
– Я не знаю – кого угодно! Кто там у тебя есть?
– Как насчет вот этого человека? По-моему, он живет выше по реке, и он, кажется, прочел мою книгу.
– Хорошо, почему бы и нет. Подпишись на него.
Я подписалась и спустя несколько часов получила личное сообщение: «Я прочел вашу книгу, и она мне очень понравилась, вы еще в Корнуолле? Я владелец старой скотоводческой фермы, где делают сидр. Если вы еще в Корнуолле, я хотел бы поболтать, можно вам позвонить?»
– Мам, ты с ума сошла, нельзя так просто раздавать свой телефон направо и налево.
– Я знаю, знаю, что не должна была соглашаться, чувствую себя просто дурой. Но что-то меня подтолкнуло… Так ты считаешь, мне нужно заблокировать его номер?
– Нет, теперь уж подождем и посмотрим, что ему нужно.
///////
Мы стояли на вершине холма, на клочке земли, которая за это необыкновенно жаркое лето выгорела настолько, что сделалась твердой, как камень. Холм спускался к реке, на ней покачивались лодочки, а солнце, отражаясь от поверхности воды, играло на росших по берегу деревьях. Но на склоне не было ни воды, ни зелени. Сколько хватало глаз, вокруг тянулась только голая иссушенная земля, всю траву в полях под корень выщипали овцы и коровы. Когда трава засохла, животным пришлось есть живые изгороди и царапать почву под ними в попытках укрыться от палящего солнца. То, что когда-то было пышными зелеными кустами, широкими преградами между полями и местом обитания диких животных, превратилось в голые стволы и ветки, на которых кое-где виднелись увядшие листья, а оголенные корни были открыты иссушающему воздуху. Земля лежала поверженная.
– Кормить силосом – зимним кормом – начали еще в середине лета. И не только здесь! Фермерам еще как-то удается поддерживать такую высокую численность стада нормальным влажным летом, но как только температура хоть немного меняется, случается вот это. Во всей южной части страны в этом году так: пастбища перегружены, и поля не справляются. Но когда я вижу такую картину здесь, меня это просто убивает, – Сэм обвел ферму широким жестом. Его руки, казалось, никогда не видели грязной работы, не копались в земле, не трогали перепачканной ланолином овечьей шерсти, не клали каменной изгороди. Чистые, мягкие кисти офисного работника. – Я ведь немного понимаю в сельском хозяйстве. Мои родители фермеры, я и сам вырос на ферме в соседнем Девоне, но мы ведем сельское хозяйство совсем иначе. Здесь просто используют землю ради наживы, не думая о ее будущем. Я работаю в финансах, всегда там работал, так что прибыли и убытки – это моя специальность. Если продать капитальную базу, то не на чем будет строить бизнес, и с точки зрения экологии здесь происходит именно это. Я больше не могу просто сидеть и смотреть на это, – он энергично взмахнул рукой и поправил свои дизайнерские темные очки.
Я глянула на Мота, мысленно спросив его: что мы тут делаем? Ответа на этот вопрос у меня не было. Я всегда знала, что от «Твиттера» у меня будут одни проблемы, и оказалась права. Я была неаккуратна с телефонными приложениями, в которых ничего не понимаю, и вот теперь мы стоим на этом чужом, сухом, как пустыня, холме.
Выжженный холм поднимался от реки к широкому гребню, а с другой стороны спускался в тихую долину, по дну которой шла узкая одноколейная дорога. Повсюду паслись овцы. У дороги стоял деревенский дом, а напротив него – ветхий, обитый цинком сарай, который держался лишь благодаря телеграфным столбам и веревкам.
– Это моя страсть, потому я и купил эту ферму, – Сэм махнул в сторону чахлых деревьев, росших по краю долины. – Не ради одной только земли, а ради яблоневого сада. На это ушло тридцать лет работы в финансах. Все это время я ждал, пока смогу купить что-то подобное. – Почти неуловимо за фасадом элегантного финансиста начало проступать что-то реальное, что-то близкое к земле. То, что я могла понять.
– Мне кажется, это особенные деревья, они такие старые, корявые; вроде бы здесь веками собирали яблоки. Эта земля хранит глубочайшую историю производства сидра. Да еще вот этот потрясающий вид, холм, спускающийся к реке… Все годы работы в офисе я мечтал о том, что однажды смогу купить собственную ферму, вернуться к земле, к своим корням. И вот купил ее. Иногда город кажется невыносимо серым, и мне просто необходимо выбраться в деревню, внутри как будто что-то зудит; просто знать, что ферма меня ждет, уже помогает пережить такие дни. Но теперь здесь все не так, как мне мечталось. Здесь куча проблем, и я не могу их решить.
– Не понимаю… Если вы всегда об этом мечтали, почему же не переезжаете сюда? – Я обвела взглядом ферму, высохшую траву, переливавшуюся в жарком мареве. Все, что говорил этот человек, было как-то странно. Я как будто вернулась на тропу и шла мимо пустых летних домиков, выстроившихся вдоль пляжа Хейл. Заколоченных на зиму, потому что их владельцы вернулись к своей жизни где-то еще. Если ему так сильно нужна связь с землей, почему он тут не живет? Никакие силы не удержали бы меня в городе.
