Для Уолтера решением проблемы стала собака. Он одолжил у знакомых пса по имени Флафф – Пушок, – который положил конец крысиному вторжению за одну кровавую ночь. Мне собака не поможет, но и яд тоже не решение. Наша цель – вернуть на ферму диких зверей и птиц, а не отравить здесь все живое. Должен быть еще какой-то выход. Я ответила на сообщение от Мота, напомнив ему, куда он положил листок с расписанием электричек. Мне нужно найти себе занятие, или всю следующую неделю я проведу, проверяя телефон и беспокоясь. Пока не начало темнеть, я еще поскребла обои, а потом наконец вышла на холод и вдруг увидела ее – первую сову, которая встретилась мне на ферме. Она летела прямо на меня, и ее широкие крылья, казалось, обрамляли круглую голову. Ну конечно же, совы! Ответ был очевиден: осталось только выгнать мышей на улицу. Но как?
///////
– Все почти позади, я выжил, но жду не дождусь, когда смогу сесть на поезд домой. Сегодня утром я упал. Делал замеры в последней секции сада, спокойно стоял на совершенно ровной полянке и ни с того ни с сего просто взял и упал. Ничего не смог сделать.
– Хочешь, я приеду и заберу тебя? Я могу выехать прямо сейчас.
– Нет, у меня все нормально. В любом случае обратный билет уже куплен. Я буду дома сегодня вечером.
Я сидела на невысокой оградке перед домом и задыхалась в тишине. Ни дуновения ветерка, ни птичьего крика. Ни человеческого голоса. Его голоса. Вот так было бы в мире без него, без его постоянных разговоров, идей и поступков. Кортикобазальная дегенерация постепенно меняла его. Это не было моментальное разрушение, какое наступает от стремительно и агрессивно развивающейся болезни, скорее медленная утрата физической формы и остроты ума. Почти незаметная, если не вспоминать, каким он был раньше. Не стремительный лесной пожар, а медленная потеря функций, коварная, как изменения климата. Он опустошался. Его тело становилось подобным миру живых изгородей без птиц, рек без рыбы и садов без насекомых, его язык забывал, как ощущать вкус, а чувства угасали. Я поежилась на зимнем солнце. Меня совершенно не интересовала жизнь, в которой я должна буду звучать без аккомпанемента Мота. Не жизнь, а безмолвная пропасть.
До его возвращения оставалось несколько часов; я не могла просидеть их на ограде, дожидаясь его. Нет, лучше пойти и решить проблему с мышами. Убивать их неразумно, ведь хищники на улице тоже нуждаются в пище; достаточно выселить грызунов из дома. Я нацепила налобный фонарь и защитную маску и встала посреди чердака. Можно было бы вытащить на улицу весь утеплитель и вытрясти из него мышей, но пока я буду спускаться по лестнице, они выпадут на пол и заполонят весь дом. Поэтому я методично прошлась по чердаку и по очереди вытрясла все куски утеплителя, иногда замечая, как на следующий кусок падает бурое тельце. Добравшись до последнего участка, я подтащила утеплитель к скату, высунула в водосточный желоб, а потом вытрясла. Мохнатые комочки посыпались во все стороны, желоб наполнился мышами, которые заскользили к водосточной трубе и оттуда вниз, на землю. Я выбежала на улицу и увидела, как целые мышиные семьи разбегаются в траве и исчезают в зарослях крапивы. Гордая тем, что решила мышиную проблему без единой гранулы яда, я поставила чайник и поднялась наверх, в туалет. В доме снова наступила тишина. До тех пор, пока над моей головой не послышался топоток маленьких лапок. Мыши по-прежнему были на чердаке. Возможно, нам просто придется научиться с ними сосуществовать. Я нашла силиконовый клей и еще раз загерметизировала отверстия вокруг водопроводных труб. Пусть живут на чердаке, но только там.
///////
Я все пыталась придумать, как написать предисловие к «Копсфорду», но никак не могла к нему подступиться. Вначале Мюррей описывает молодого Уолтера очень убедительно и узнаваемо: это молодой человек двадцати с небольшим лет, который переживает приключение, учась жить в разрушенном доме. Но когда Мюррей переходит к новой карьере Уолтера – к сбору трав, которые тот продает коммерческим производителям, – и выводит его в поля и леса, в этом молодом человеке, порхающем по сельской местности в послевоенном Суссексе, появляются почти духовные качества. Пейзаж, в котором изобилуют травы, цветы и бабочки и всюду царят мир и покой. О чем тут писать? Я не могла придумать ничего хотя бы относительно глубокого. Не могу же я написать такое предисловие: «Уолтеру повезло больше, чем остальным, потому что войны он практически не увидел, а потом прекрасно провел время в сельской Англии за сбором цветочков».
На станцию я ехала почти что в детском нетерпении. В ожидании поезда расхаживала туда-сюда по платформе. Наконец, он появился. Какую-то долю секунды я думала, что увижу того юношу, который ждал меня на станции в первый раз, когда нам пришлось ненадолго разлучиться – тогда я ехала в электричке, мечтая, чтобы она ускорилась, чтобы мы оказались вместе на несколько секунд раньше. Юношу, который схватил меня за руку, пока мы бежали от станции, и поклялся, что мы больше никогда не расстанемся. Но его нигде не было видно.
Мот сошел с поезда уставший, сгорбившийся, он двигался медленно и старательно, неверность походки стала еще заметней, а лицо посерело.
– Я так рада, так рада, что ты вернулся! Давай сюда сумку.
– Неужели я доехал? Мне казалось, дорога будет бесконечной.
– Да, ты определенно доехал. Давай поедем в церковь и поставим чайник.
Юноша, который в тот день обнял меня так крепко, что мне показалось, между нами больше никогда не проникнет воздух? Он по-прежнему здесь. Где-то здесь.
///////
– Давай не будем переезжать на ферму до Рождества. До этого мы нипочем не успеем нормально просушить дом, так что давай просто отметим праздник с нормальным отоплением, а потом уже переедем. Есть у нас деньги, чтобы еще месяц платить за аренду и там, и тут? – После поездки Мот был совершенно без сил. Ему нужно отдыхать, а не переезжать.
– Впритык.
Внезапно вся эта затея показалась мне самой большой глупостью, которую мы только могли совершить. Подписывая договор аренды, мы не рассчитывали, что у нас уйдет два месяца только на то, чтобы отмыть и просушить дом. Два месяца мы платили за оба жилища. Аванса за книгу не хватит навечно, а что будет дальше, мы не знали – начнет ли книга продаваться или канет в небытие.
– Но к середине января нам надо переехать. Долго продолжать в том же духе мы не сможем.
– Ну и хорошо. Мне жутко надоело красить – я хочу пойти покосить. Если вспомню, как заводится эта штука. – Мот возился со старым триммером, чистил его от соломы и паутины и заливал новое масло.
– Как ты собираешься им пользоваться? У тебя сразу же заболит плечо.
– Еще не знаю, но попытаюсь.
Я ушла; смотреть на это невозможно. Я вернулась в дом и продолжила соскребать со стен обои. Звякнул мобильный телефон, сообщив мне о получении нового электронного письма, этот звук вклинился в шум, с которым Мот безуспешно пытался завести упрямый механизм. Знакомое прерывистое тарахтение. Если закрыть глаза, можно было представить себя дома, в Уэльсе, в теплый летний день, когда буковые деревья полны пчел, а воздух – ласточек. Я не стала закрывать глаза и прочла имейл.
