Мот уже проснулся, но все еще лежал закутанный по подбородок. Он подал голос из своего спальника:
– Дождя не слышно.
– Да, там сухо. Облака разошлись, небо синее. Кажется, вчера был наш последний вечер в реке.
– Тогда вытащи меня отсюда.
Я нагнулась в палатку и помогла ему сесть, чтобы он выбрался из мешка. Дейв непринужденно шагнул из своей палатки. У них палатка была куда меньше нашей, а Дейв был существенно крупнее Мота. Как ему это удается?
– Ну что же, кажется, настал наш день. Мы готовы к приключениям?
– Вроде как для этого мы сюда и приехали.
– Ну ладно тебе, нельзя ли прибавить немного энтузиазма!
– А где Джули? Пошла варить кашу?
– Нет, я тут, в палатке. Никуда не пойду, я здесь так уютно устроилась.
– Значит, двое нас.
///////
Мы медленно завтракали, глядя, как последняя оставшаяся в лагере молодежь пакует свои кухонные принадлежности и отправляется в путь. Потом мы неохотно собрали палатку, не горя желанием покидать относительный комфорт стоянки и отправляться в горы, навстречу неизвестным сложностям. Мот складывал стойки палатки и рассеянно убирал их в мешочек, но взгляд его был устремлен за горизонт. Посмотрев на него, я сразу же вспомнила всю забывчивость, болезненные утра и мучительные пробуждения последних нескольких лет. На его лице были написаны нерешительность, сомнения в себе. Я забрала у него стойки, и наши глаза встретились. И надежда: у него в глазах горела еще и надежда. Слабая, едва ощутимая возможность, что это не просто поездка в место, где он всегда мечтал побывать, а нечто куда большее. Он приехал сюда в надежде, что сумеет отбросить страх и боль и вновь заставить свое тело работать, как это удалось ему на тропе. Сумеет вынудить себя преодолеть тот невидимый барьер, который кортикобазальная дегенерация возвела вокруг его мышления и движений, упаковав всю его жизнь в пленку, как рыбу на полке в супермаркете, – нормальная жизнь была ему видна, но недоступна. Когда мы шли к выходу из лагеря, из своей хижины нас окликнула служительница, принимавшая плату за места на стоянке.
– Если вы идете в Тоурсмёрк, вам нужно спешить.
– Почему?
– Автобусы перестанут ходить в субботу вечером.
– Почему они перестанут ходить?
– Потому что начнется зима.
– Когда, в воскресенье?
– Да, в воскресенье уже будет зима.
Я подняла рюкзак Мота, чтобы он просунул руку в лямку, сфотографировала первый придорожный столбик, отмечавший начало трека, и набрала полные легкие надежды. Пути назад не было. Мы оставили реку позади и направились в серное сердце южного высокогорья Исландии.
Я смотрела вперед, туда, где тропа уходила через потоки лавы к полосатым цветным горам впереди, и старалась сосредоточиться на этом странном пейзаже, а вовсе не на том, как впивается в плечи рюкзак. Раньше нам никогда не приходилось нести с собой столько еды, и она непривычно утяжеляла рюкзак, так что в шее все время неприятно тянуло, а между плечами покалывало. Если такие ощущения были у меня, значит, они были и у Мота, даже если он ничего дополнительного не тащил, кроме завтрака. Я пообещала себе забрать у него из рюкзака что-нибудь из вещей, как только мы съедим хоть немного еды из моей поклажи.
Поднявшись из туманной дымки на дне долины, солнце разогнало остатки облаков, и горы осветились, как на подиуме. Позади нас на широкой открытой равнине ослепительными нитями то сплетались, то расплетались сверкающие реки. А впереди белые, синие и зеленые участки вязкой расплавленной земли дымили, шипели и изрыгали клубы газа и водяных испарений. На стоянке внизу остановился автобус и выпустил на свободу компанию людей в длинных разноцветных дождевиках. Они заспешили вверх по холму, останавливаясь каждые несколько шагов, чтобы сфотографироваться, а затем обогнали нас на полном ходу. Торопливо они взобрались на вершину, на обзорную площадку, там снова сфотографировались, а потом бежали вниз, чтобы успеть на автобус. Горстка волонтеров в оранжевых куртках орудовала лопатами и кирками, вырубая из склона куски грунта, чтобы построить каменные ступени для туристов с автобусных экскурсий. Один из работников положил три жестянки с супом в сетку, опустил ее в озерцо кипящей сернистой воды и прижал камнем, прежде чем вернуться к своей лопате. Было почти время обеда.
На развилке тропы мимо нас пробежали последние туристы из автобуса, и мы на минутку сняли рюкзаки. Нас обогнали двое походников, они медленно шли вверх по холму, сгибаясь под рюкзаками такого чудовищного размера, что колени у них не разгибались до конца, а ступни выворачивались наружу. У юноши были ярко-рыжие вихры, из-за которых он напоминал певца Эда Ширана, почему-то несущего собственный багаж. Девушка, невысокая и темноволосая, казалось, осела под тяжестью своего рюкзака, такого огромного, что верх его торчал у нее над головой, а низ свисал чуть не до колен.
– Вот это да, как думаете, что у них там? А я-то предполагал, это у нас много вещей!
– Если это Эд Ширан, то, наверное, там гитара.
– И ударная установка.
– Конечно, это не Эд Ширан. Он бы прилетел на вертолете.
Впереди горы расступались волнистым ковром цвета, уходившим во все стороны. Мы продолжали медленно идти вверх по тропе, и каждый поворот, спуск и подъем открывали нам новый вид на очередную горную гряду. Пейзаж без границ; горные горизонты без конца. Персиковые, желтые и охряные холмы мерцали в неярком свете дня. На скоплениях опавшего черного пепла виднелись единственные признаки растительности, ослепительно-зеленые полосы: это мох и примитивная травка творили начало жизни на сухих горах, которые, казалось, все еще поблескивали после тысячелетий, проведенных подо льдом. То и дело подкрепляясь батончиками мюсли и изюмом, мы часто останавливались, чтобы сфотографировать вид, и день стремительно клонился к вечеру. Дейв как раз поднял рюкзак Мота, чтобы тот надел его на плечи, когда рядом с нами на секунду остановилась девушка.
– Добрый день, прекрасный вид! – Я уже вошла в походный режим и с готовностью здоровалась со всеми встречными людьми. В ответ мне звучали самые разные языки и неслыханные акценты – обычный обмен приветствиями. Никаких других слов нам не требовалось, в этом диком месте все друг друга понимали. Но эта девушка мне не ответила. Она достала из рюкзака здоровенную камеру с внушительным объективом, быстро щелкнула что-то, снова спрятала ее и умчалась дальше, только ее ярко-красные штаны замелькали впереди. Мы медленно шли за ней, глядя, как она исчезает из виду.
– Хорошо, что я подготовился к походу. Стоит мне захотеть, я ее легко догоню. Это я ради вас так тащусь.
– Ну конечно ради нас, Дейв, спасибо тебе большое.
На склонах начали появляться серые пятна, температура стала падать, и несмотря на солнце, мы надели дождевики.
– Думаете, это лед? Какое-то оно слишком серое для льда, – Джули показала на серое пятно на склоне впереди.
