– Пэдди пишет, что в этой хижине часто нет воды.
– Ну что же, я всю дорогу тащил с собой фильтр для воды, а мы им ни разу не воспользовались, так что давайте достанем его и наберем полные фляги, чтобы потом уже не возвращаться. – Дейв развернул свой новый фильтр и медленно наполнил четыре емкости. В самой хижине, конечно, не найдется нам места, но свет стремительно тускнел, ото льда начали отражаться розовые лучи, и мы надеялись хотя бы заночевать у ее стен. Я вспомнила про Эрика и девушку в красных штанах. Интересно, они остановились в хижине или же подкрепились орегано и уже едут на автобусе в Рейкьявик?
Выйдя из лощины, мы оказались на открытой местности, где стояла хижина. Сильный ветер гнал нас по тропе, которая уводила дальше, вниз по склону. Но скоро совсем стемнеет, и нам нужно было остановиться на ночь: местность, не подходящая для ночной прогулки со слабенькими фонариками. С подветренной стороны хижины ветер дул немного слабее, может быть, мы сумеем разбить там палатки.
Мы открыли дверь и вошли, и нас чуть не сшибла с ног волна жаркого, густо пахнущего вермишелью воздуха. Из клубов пара возникла женщина с грязной головой, одетая в несколько флисовых свитеров. Ей было под сорок, и лицо у нее было открытое и гостеприимное.
– Заходите, заходите и закройте дверь. – В Лори было что-то такое, что заставляло любого слушаться ее безоговорочно.
– Здравствуйте, мы только хотели спросить, можно ли нам поставить палатки снаружи. Больше тут негде укрыться от ветра.
– Нет.
– Нет?
– Нет, ставить палатки снаружи нельзя, прогноз погоды очень плохой. Ваши палатки сдует ветром. Хижина тоже полностью забита, до самого потолка.
– Ну что же, спасибо. – Мы открыли дверь и подняли рюкзаки, чтобы выйти обратно в темноту и ледяной дождь, который ветер пригоршнями швырял с ледника.
– Куда вы собрались?
– Если здесь ставить палатки нельзя, нам придется спуститься вниз, чтобы найти там укрытие.
– Нет-нет. На улице слишком опасно; в такую ночь я никого не выгоню за порог, уж точно не вас.
– Не нас?
– Ну вы же не то чтобы крепкие здоровые двадцатилетки, верно? – На что она намекает? – Все койки и запасные матрасы заняты, но если найдете на полу место – оно ваше. Только дверь закройте.
Лори, как оказалось, вовсе не жила отшельницей в глуши на склоне горы. У нее была семья и маленькие дети, которые ходили в школу в Рейкьявике. Каждое лето она оставляла их с отцом на четыре месяца и перебиралась на вулкан, чтобы заботиться о других своих детях: о людях, застрявших на склоне горы ночью, которые нередко выживали только благодаря ее заботе и железному правилу никого не оставлять за дверью.
За предбанником, в основной комнате, жара и шум просто ошеломляли после долгого пребывания в тишине дикой природы. Ряды столов, за которыми плотно сидели люди в походной одежде. Все свободное пространство на полу завалено рюкзаками. Люди готовят еду. Стоят в очереди, чтобы приготовить еду. Ссорятся из-за кастрюлек перед маленькой газовой плиткой на две конфорки.
– Можете приготовить себе поесть, если хотите, но никаких походных горелок, пользуйтесь только моей плитой – мы не можем позволить себе пожар, у нас не хватит воды, чтобы его потушить.
– А где мы будем спать? Тут есть другая комната? – Я никогда еще не ночевала в походной хижине и уже чувствовала, что начинаю внутренне закрываться. Слишком много людей в слишком маленьком пространстве, во мне зашевелилась знакомая паника, и я попятилась к двери. Я не смогу; лучше ветер на склоне вулкана, чем это. – Мот, пожалуйста, не заставляй меня здесь ночевать. Ты спи тут, если хочешь, только сначала помоги мне поставить палатку. Я не могу тут находиться.
– Нельзя. Палатку просто унесет.
«Я не могу тут находиться» – но бежать было некуда, Мот держал меня за локоть и подталкивал к стулу возле столика, который расчистил Дейв.
– Ты все сможешь, будет весело, на улицу ты пойдешь через мой труп.
Какого черта я тут делаю? Сердце у меня колотилось, дыхание сперло, а шум в ушах начал пульсировать. Как только все эти люди это терпят? Невыносимо! Я снова оказалась на улице в Полруане и бежала за церковь, чтобы спрятаться, но при этом сидела на стуле, загнанная в ловушку.
Люди здесь были незнакомые: мы почти никого из них раньше не встречали, большинство из них начали поход у деревушки Скоугар и шли на север, в Тоурсмёрк, чтобы там сесть на автобус до Рейкьявика. Эрика нигде не было – видимо, девушка в красных штанах все же заставила его перейти гору и дойти до Скоугар, как она и хотела. Зато напротив нас оказались два знакомых лица, вчерашние немцы из лагеря Лангидалур, явно родственники.
– Так почему вы сегодня в хижине, что ж не в палатках? – Они снова подталкивали друг друга локтями и хихикали. Какая им разница, где мы ночуем? Может быть, они переживают, что на полу не хватит места еще на четверых?
– Да там настоящий ураган снаружи.
Пока закипала вода для вермишели, Джули болтала с ними на немецком, который хорошо знала, но они все равно не переставали поглядывать на нас с Мотом с широкими гномьими улыбками и подталкивать друг друга локтями. Я съела вермишель, которая так и не стала до конца мягкой, потому что вода толком не нагрелась, и выпила едва теплый чай, не поднимая глаз от миски, изо всех сил пытаясь игнорировать комнату и людей вокруг.
Мне необходимо было выйти на воздух, так что пришлось ускользнуть от Мота, соврав, что мне нужно в туалет. За основной хижиной стояла ее миниатюрная копия, в которой располагался биотуалет с деревянным сиденьем. Я вошла внутрь и заперла дверь. Ветер тряс цинковые листы и прорывался в щели ледяным сквозняком, зато я была одна. Воздух был холодным, вокруг никто не разговаривал, и я сидела так, пока голова не перестала кружиться, а в дверь не начали барабанить другие желающие справить нужду.
На улице порывы ветра еще усилились и даже разогнали облака, скрывавшие вулкан. На мгновение в облачном коридоре мелькнуло глубокое темное небо – как черная дыра, усеянная яркими точками звезд. В спину мне дул ветер, лицо щипал холод, и наконец я ощутила тихое спокойствие внутри. Я медленно вдыхала и выдыхала. Все это здесь, прямо за дверью; когда мне понадобится, стоит лишь выйти сюда, и я смогу пережить эту ночь.
– Ты где была? Чай совсем остыл. – Джули протянула мне кружку. – Пей быстрей, нам нужно убрать столы и разложить матрасы до отбоя.
– Ого, прямо как в детском лагере.
– Похоже на то.
Дальше началось какое-то безумие с участием людей, столов, стульев и рюкзаков. К этой сцене идеально подошла бы музыка из «Шоу Бенни Хилла». Я не стала дожидаться, пока надуется мой матрас, а бросила его в угол, чтобы занять местечко с краю. Мот втиснулся со мной рядом на последнем матрасе из запасов хозяйки.
– Все хорошо; я лежу между тобой и всеми остальными. Отвернись к стене и представь, что кроме нас тут больше никого нет.
