– Нет, – сказала Плакса, – слишком рано. Ле Грутт, иди сюда. Барунко, пусть Ле Грутт возьмет тебя за руку… вот так. Он поведет тебя к стене. Когда ты окажешься там, подбросишь его вверх. Прямо вверх. Понял?
– Понял. Покажи мне стену. Где Ле Грутт?
– Он держит тебя за руку, – ответила Плакса. – Давай, Ле Грутт, веди его туда, и побыстрее.
К ней подошла Лурма, глядя, как Ле Грутт тащит Барунко к стене, у которой лежало неподвижное тело Мортари.
– Плакса?
– Что?
– Пойду разведаю, что там слева. Кажется, я что-то видела.
– Давай, только незаметно.
– Не стоит меня опекать, Плакса, – нахмурилась Лурма, бросив на нее косой взгляд.
Пожав плечами, Плакса посмотрела вслед скользнувшей через улицу Лурме, а затем вновь переключила внимание на Ле Грутта и Барунко.
Симонденалиан подобрался поближе к ней, играя одной рукой с ножом.
– У Барунко не только зрение плохое, – заметил он.
Плакса Хват повернулась к нему:
– Только и умеешь, что критиковать других, Симон. Терпеть этого не могу.
– Что? Да он башкой двери разбивает!
– И не было ни одной двери, которую не смогла бы разбить его башка!
Подойдя к стене, Ле Грутт расположил Барунко под одной из пик, в высохшей луже того, что натекло из насаженного на нее трупа, и что-то прошептал силачу на ухо. Кивнув, Барунко крепко схватил Ле Грутта и рывком швырнул его вверх.
Ле Грутт пролетел мимо пики, отчаянно пытаясь уцепиться за стену, а затем соскользнул вниз. Пика пронзила его левое бедро, остановив падение, и он начал судорожно корчиться рядом с полуразложившимся трупом.
– Идем, – прошипела Плакса, и они с Симоном поспешили к Барунко.
Силач присел в воинственной позе.
– Я сделал все как надо? – спросил он. – Я слышал крик! Он держится?
– Можно и так сказать, Барунко, – ответил Симон.
Мортари внезапно застонал и медленно сел. Голова его настолько распухла сбоку, что казалось, будто из его щеки и виска пытается пробиться наружу еще одна голова.
– Что это на меня капает? – осведомился Барунко.
– Наверняка Ле Грутт, – сказал Симон. Он выронил нож, и тот воткнулся в его правую ступню, пробив кожу ботинка и все прочее, пока не застрял в подошве. Симон уставился на свое подрагивающее оружие. – Проклятье, до чего же больно!
– Хватит дурачиться, Симон, – прошипела Плакса. – Барунко, это был хороший бросок. Честно. Он просто повис на пике. – Прищурившись, она взглянула вверх. – Похоже, теперь пытается освободиться.
Мортари встал, опираясь на стену.
– Щенки, – сказал он. – Никогда не думал, что она ощенится. Следовало догадаться по тому, как она постоянно крутилась под ногами.
К ним присоединилась Лурма Спилибус.
– Я нашла старые боковые ворота, – сообщила она. – И вскрыла замок. Путь свободен.
– Отлично! – Плакса снова повернулась к Барунко. – Барунко, теперь забрось туда Мортари, чтобы он мог помочь Ле Грутту слезть с той пики.
– Забросить Мортари, – кивнул великан.
Плакса толкнула Мортари в огромные руки Барунко:
– Вот он…
Барунко швырнул его вверх.
Послышался глухой удар, скребущий звук, а затем вскрик.
Отойдя чуть дальше от стены, Плакса взглянула вверх, затем уперла руки в бока и сказала:
– Что ж, хороший бросок. Симон, вытащи нож из ноги, ты следующий.
Посол Офал Д’Нит Флатрок крадучись вышел через задние ворота посольства в переулок. Было темно – именно так, как ему нравилось. Сгорбившись в своем черном плаще из змеиной кожи, он бросил взгляд вдоль переулка. Из кучи мусора на него смотрела тощая кошка, шерсть на спине которой медленно вставала дыбом. Встретившись с взглядом ее горящих глаз, Офал высунул язык и моргнул.
Кошка бросилась наутек, разбрасывая сухие листья и шелуху.
Офал углубился в тень, прижавшись к стене и тихо ступая по грязным булыжникам широкими, лишенными ногтей босыми ногами. К королевскому дворцу имелся один путь, целиком состоявший из переулков и неосвещенных участков улицы, которым Флатрок за десять с небольшим лет – именно столько времени он пребывал в качестве посла в городе Фарроге – много раз пользовался. Он рассчитывал, что никого не встретит, но могло случиться всякое. Впрочем, Офал давно привык к тому, что один лишь его вид внушает страх местным жителям. Репутация, которой пользовался единственный посол Кошмарии, имела свои преимущества.
Его посольство действительно было единственным, исключительно вследствие близости Фаррога к Горному королевству. Как правило, его народ избегал контактов с соседними владениями. Подобная близость часто порождала презрение, и история знала множество примеров, когда гостеприимные королевства в конечном счете приходили в культурный упадок и моральное разложение, что неизбежно заканчивалось потерей самоидентичности.
Любая торговля строго запрещалась. Ни один чужеземец не мог проникнуть в королевство за пределами факторий, расположенных вдоль границ на одной из семи горных дорог. Земли по обе стороны от горных дорог представляли собой лабиринт ущелий, отвесных утесов и расселин, и даже там стояли на страже бдительные часовые, не позволявшие ни одному отважному искателю приключений или шпиону проскользнуть на горные плато, где в прекрасном уединении процветали города Кошмарии.
Как же Офал Д’Нит Флатрок тосковал по дому! И тем не менее он прекрасно понимал, что на нем лежало бремя ответственности, да и к тому же на родине никто его особо не любил.
Вздохнув, Офал пошел дальше, пробираясь в тени переулков и узких улочек, вдоль извилистых вонючих сточных канав, где компанию ему составляли лишь местные крысы, черви-килаптры и трехглазые змейки-дротики. Он старался избегать только змеек-дротиков, которые обычно пытались гнездиться в щелях и складках плоти, каковые могли иметься на теле. Несмотря на все свои эксцентричные черты, Офал был рад, что тучность не относится к их числу. Если хорошенько подумать, он не помнил, когда в последний раз встречал жителя Фаррога, страдающего избыточным весом. По большей части, судя по тому, что он мог видеть из высоких узких окон посольской башни, все кишащие внизу человеческие фигурки в той или иной степени страдали от истощения. Так что оставалось тайной, где же устраивают себе гнезда змейки-дротики.
Вопрос этот не переставал его занимать. Пожалуй, данная проблема заслуживала более тщательного изучения: возможно, хватило бы материала на трактат или, по крайней мере, монографию. Но тут требовалось располагать свободным временем – а на это, учитывая обстоятельства, в ближайшем будущем рассчитывать не стоило.
Новый, воинственный и совершенно безрассудный король Фаррога даже не пытался скрывать своих корыстных стремлений, и сие никак нельзя было оставить без ответа. Посол Кошмарии шел этой ночью в королевский дворец, чтобы вручить ноту об официальном объявлении войны между Кошмарией и Фаррогом.
